Лабух

Пока что ничего подходящего не попадалось. Либо какое-то барахло, с трещинами в корпусе и оттого с ужасным звучанием, либо… деревенские гармошки и балалайки! Впрочем, стараюсь не терять надежды и смотреть в будущее с оптимизмом, вот только получается откровенно плохо…

История никогда не была моим любимым предметом, но кое-что всё же запомнилось. Сейчас вокруг меня август 1922 года. Победившие с огромным трудом в Гражданской войне большевики немного ослабили гайки, но точно знаю, что это ненадолго. Скоро они начнут строить СССР — страну, в которой я родился. Коллективизация, Индустриализация … Репрессии…

Я, конечно, прекрасно понимаю, что тысячу пятьсот миллионов лично расстрелянных кровавым тираном — изрядное преувеличение, но проверять на себе насколько эта цифра расходится с реальностью почему-то нет ни малейшего желания… Хочется хорошо и по возможности комфортно жить, любить красивых женщин, играть любимую музыку. Как-то не очень эти мечты вписываются в «построение социализма в отдельно взятой стране», не находите?

Мне приходилось читать романы про попаданцев, угодивших в прошлое и помогающих Великому вождю строить Красную империю, но они все либо инженеры, либо военные, а я всего лишь простой музыкант. Кабацкий лабух… У вашего покорного слуги нет ни малейшего представления, как устроена атомная бомба или дизель от Т-34. Не смогу объяснить военным, почему нужно принимать на вооружение автоматы под промежуточный патрон, а на танке просто необходима командирская башенка…

Всё что я знаю и умею, касается музыки. Причём и тут мои знания не так чтобы велики. Сейчас во всём мире рулит его величество Джаз, а, ваш покорный слуга, простите, всё больше по блатняку! Хотя… во время одного из сеансов ко мне внезапно пришло осознание, что и на моей улице может перевернуться машина с пряниками. Одна из случайно пришедших в премудрую голову самозваного тапёра мелодий оказалась — «В Кейптаунском порту», во всем остальном мире известная как — «Бай мир бист ту шейн»!

Не будет преувеличением сказать, что через каких-то десять-двадцать лет эта песенка завоюет весь мир. Её исполняли Элла Фицджеральд, Бенни Гудман, Мерлин Монро. Больше того, она найдёт своего слушателя даже в нацистской Германии несмотря на то, что написал её еврей, а сделали популярной — негры. Правда обогатила она отнюдь не своего создателя, а людей, купивших на неё права. Но… я-то не буду продавать этот шедевр за жалкие тридцать долларов!

И вот тут в моей голове впервые появилась мысль об эмиграции. Где-то ведь совсем рядом есть другой мир, без разрухи и беспризорников. Красивые дома, освещенные улицы, концертные залы и шикарные рестораны, в которых не хватает только меня в смокинге и с гитарой…

— Не желаешь ли табачку, служивый? — вернул меня в реальность какой-то дед, голову которого, не смотря на жару, покрывал треух.

— Спасибо, не курю, — машинально ответил я.

— Смотри-ка ты, «пасиба»! — неожиданно ощерился представитель трудового крестьянства. — Вежливай!

— Небось из благородных, — поддакнул его сосед.

Связываться с заскучавшими от долгого стояния на базаре придурками не хотелось, поэтому, просто отвернулся и пошел по своим делам, слыша брошенные вслед сожаления вроде «мало мы вас вешали». Готов поспорить на свой дневной заработок, что оба этих хмыря всю Гражданскую просидели на печке, как можно дальше от фронта, а теперь… И с этими людьми они собираются строить социализм?!

Побриться опасной бритвой оказалось несколько сложнее, чем «Жилет-Фьюжн» из моей прошлой жизни, но, тем не менее, сегодня я шел на работу в приподнятом настроении, которому не мешали ни залепленные газетной бумагой порезы на лице, ни одеколон, воняющий так, будто его делали не на спирту, а на самогоне, где в качестве отдушки использовали перепрелое сено.

В самом деле, почему бы и не порадоваться жизни? Денёк выдался тёплый, на улицах всё чаще встречаются хорошо одетые люди, девушки опять же, улыбаются…

— Гражданин, постойте! — раздался у меня за спиной чей-то неуверенный голос.

Обернувшись, замечаю какого-то невзрачного человечка, внешность которого показалась мне смутно знакомой. Худой, с длинными, по нынешним временам давно немытыми волосами и пальцами музыканта. Ну, конечно, это тот самый тапёр…

— Чем обязан?

— Нам нужно поговорить!

— Нам?! Очень сомневаюсь. Лично мне от вас ничего не нужно.

— Но-но… вы отняли мое место!

— Не может быть!

— Ещё как может. Вы… вы воспользовались моим бедственным положением!

— Вот оно значит как! Так это я напоил вас до состояния не стояния?

— Нет, но… это неважно! Всеволод Анатольевич никогда бы не уволил меня, если бы не ваше несвоевременное появление…

— Пардон, мне кажется, или вы собираетесь набить мне морду?

— Я?! Нет, что вы… мы же интеллигентные люди…

— Мы?! Ну уж нет, у меня профессия есть!

— Но… вы тоже музыкант?

— Да. Но я не нажираюсь до скотского состояния, не прогуливаю работу и не валяюсь в канавах облеванный и обоссанный. Так что боюсь мы с вами относимся к абсолютно разным культурным и социальным стратам!