– Связался со швалью. Помогать страну дербанить. Советская власть дала ему профессию, а он пошел в услужение к тем, кто ее погубил. Может, его капитализм развратил… Хотя какой в Африке капитализм? Нет, он и раньше такой был! Без идейного стержня…
Мать жила в несуществующем мире – и, судя по всему, так было всегда. Наверняка понимал это и отец. Не потому ли так надолго сбежал в Африку? Хотя там ему пришлось несладко: над глазом шрам, на теле несколько заживших дырок… Да и замкнулся наглухо – ни друзей, ни увлечений. Хотя дачу привел в порядок: дом обложил кирпичом, проложил водопровод, даже теплый туалет сделал. И участок обустроил: теперь вместо бурьяна там растет картофель, огурцы, помидоры, яблони и груши…
Но вызволить Софью Андреевну из ее мрачных иллюзий ни дочь, ни муж были не в силах. Любая попытка устроить семейный вечер или просто поговорить по душам проваливалась, заканчиваясь марксистской анафемой отступникам, продавшим великий СССР.
Она сгорела быстро. К тому времени, как Кира оканчивала первый курс в Финансовой академии – бывшем институте народного хозяйства, пила уже ежедневно, распродавая из дома все, что попадалось под руку – книги, мебель, посуду, даже африканские сувениры. Аккурат на совершеннолетие дочери, в ее день рождения, возвращалась средь бела дня домой от магазина и угодила под «Мерседес» классового врага. Смерть была мгновенной. Зоя потом любила удивляться, что бутылка, которую несла из магазина Софья Андреевна, осталась цела и невредима.
– Сама, значит, насмерть, а бутылка целехонька, вот чудеса!
Зойкино представление о чуде ввергало Киру в отчаяние. Что и говорить, не таких чудес ждала от жизни чуткая начитанная девушка.
Как многие до нее, Кира была уверена, что никогда не привыкнет к равнодушному холоду пустой квартиры, бьющему в лицо, едва только она открывала дверь. Но так же, как многие, привыкла.
Вот и сейчас девушка, отперев дверь, немного постояла в коридорчике, не включая свет и прислушиваясь к мерному тиканью будильника в бывшей маминой комнате. Вздохнула. Скинула старенькие босоножки на танкетке. Прошла в комнату, подхватила лежащий на журнальном столике пульт от телевизора, перемотанный изолентой. Потыкала в кнопки.
Звук решила не выключать, как делала обычно. Звуки шоу наполняли ее жилище атмосферой, прекрасно подходившей для того, чтобы чувствовать себя дурой. «Тренируйся, – велела себе Кира. – Вживайся в роль».
Под вопли идиотического восторга, которыми немолодой, но обаятельный шоумен заводил гостей, отправилась мыть руки. Крутанула кран – ручка сделала холостой оборот и прокрутилась на сорванной резьбе.
«Вот еще этого не хватало… Надо вызывать сантехника… Только не сегодня!»
Вытерла руки вафельным полотенцем. Посмотрела на себя в зеркало. Мутноватое, с облупившимися краями стекло, отразило бледное лицо, небрежно подколотые волосы, бог весть откуда взявшееся пятно помады на шее, дешевую турецкую кофточку, под которой угадывалась небольшая для ее роста грудь… Не красавица. Хотя кожа гладкая, черты лица правильные, без изъяна, но все какое-то «чуть-чуть не то». Чуть больше необходимого приподняты к вискам края глаза, нос – длинноват, рот крупноват, лоб высоковат…
«По отдельности все хорошо, а в результате – серая мышка, без всяких перспектив…», – подумала Кира и грустно усмехнулась, закрывая за собой дверь совмещенного санузла.
В телевизоре продолжал бесноваться ведущий:
– Бери деньги! – вслух сказала Кира из кухни, явно изображая любительницу поболтать с телевизором, и с силой дернула ручку холодильника. Холодильник времен маминой молодости гудел тяжело, с перерывами, словно запыхавшийся толстячок. Внутри наросли ледяные торосы.
«Надо бы разморозить. Но не сейчас. Завтра».
Пошарила взглядом по полкам. Черт, совсем забыла, что последняя сосиска была сварена на завтрак. Запаянный в прозрачный контейнер салат с пожухлыми капустными листьями – вот все, что можно еще назвать съедобным. Куплен дня три назад в супермаркете по неведомой причине – скорей всего прельстила дешевизна, и дожил до сегодняшнего дня лишь потому, что уж очень неаппетитно выглядел.
Вздохнула. Прихватила вилку, вернулась в комнату.
Черный ящик перевернули, и еще потрясли – на размеченный секторами барабан перед игроком выпал серпик банана. Зал разочарованно загудел. Поникший игрок, криво улыбаясь, изо всех сил старался держать лицо.
Но чувствовалось, что как только камера отъедет от него, хлипкий мужичонка даст волю слезам.