Лачуга должника и другие сказки для умных (сборник)

Виновником происшествия, как позже выяснилось, оказался Противопожарный ребенок. Поощряемый своими родителями, он развернул среди дачников широкую разъяснительную кампанию по борьбе с огнем и курением. Но этого ему показалось мало. Он решил проверить бдительность и оперативность местной пожарной команды. Ночью, когда все народонаселение богдыхановского дачного участка крепко уснуло, многообещающий мальчик на цыпочках, не нарушая сна родителей, выскользнул из семейного отсека, имея при себе спички, кухонный нож и очередной номер журнала «Пожарное дело», — и приступил к операции «Проверка». Подойдя к штабелю хозяйских дров, расположенному у стены сарая, он нащепал лучины, разорвал журнал на узкие полоски и чиркнул спичку. Сперва загорелась бумага, потом — лучинки, потом — дровишки. Когда огонь перекинулся на стену сарая, Противопожарный ребенок вышел на улицу и стал ждать появления пожарных.

В наше время пожарные не дежурят на каланчах, а то бы они, конечно, приехали раньше. Пламя охватило уже значительную часть сарая, когда пробудились дачники. Началась суматоха. Богдыханов побежал на почту — там была телефонная будка. Когда примчалась пожарная машина, сарай пылал вовсю. Я проснулся от криков, от шума. Комната была залита красноватым светом. Тараканы, учуяв экстремальность ситуации, деловито, без излишней паники, строились на полу в походные колонны. Я выбежал из хибары.

Пылающий сарай граничил с территорией Разводящего, причем дом Разводящего находился совсем недалеко от источника опасности. И ветерок дул в нашу сторону. «Ну, — подумал я, — капут твоему домику, господин Разводящий! Так тебе, извергу, и надо!.. Гори-гори ясно, чтобы не погасло!» — запел я, приплясывая от радости.

Разводящий стоял на своем крыльце. Он нисколько не был взволнован. Затем я обнаружил нечто совсем противоестественное: да, ветер дул в нашу сторону, но пламя, как широкий красный парус на незримой мачте, выгнулось в противоположном направлении. А из великого множества искр ни одна не упала на наш участок!

Я взглянул на Трубу. Ее раструб гипнотизирующе глядел в сторону пожара. Я погрозил Трубе кулаком.

Вскоре усилиями пожарных огонь был сбит. Дом Богдыханова не пострадал. Не пострадал и дом Разводящего. Когда я вернулся в бунгало, тараканы уже разошлись по своим щелям. Я уснул, и снились мне мрачные сны.

8. Напрасная попытка

Миновали две тяжкие недели. Каждый день — да что там каждый день! — по нескольку раз на дню вступал я в стычки с коварным Разводящим, обороняясь от его издевательств. И всякий раз Труба вступалась за него. Наконец мне стало невмоготу. Остаток своего отпуска я решил провести в родном НИИ — и поехал в город.

Институт, по мере моего приближения к нему, представлялся мне все в более светлом облике. Там я найду пристанище, там ждет меня деловой, творческий уют. Там я обрету бодрость!.. Мне вспомнились стихи ягельмейстера Прометейского, помещенные в стенгазете:

Вдалеке от льдов угрюмых
И от тундровых болот,
В самом сердце Каракумов
Неоягель расцветет!
Отрицательных явлений
Там не будет никогда,
Будут северных оленей
Там разгуливать стада!
Да-да!

«Сколько оптимизма! — размышлял я. — Эти строки надо выбить золотыми буквами на мраморе!»

У институтского подъезда я вспомнил, что у меня нет с собой пропуска: он в портмоне, а портмоне — в когтях у Разводящего. Но вахтер не обратил на меня никакого внимания, он сидел в своей будочке, уткнувшись в какую-то толстенную книгу. Во мне всколыхнулось чувство гордости за наш НИИ — даже самый скромный работник читает солидные фолианты! Правда, мне показалось, что книгу он держит как-то странно — вверх ногами, если можно так выразиться.

Первым делом я направился в свой ООХ (Отдел Охлаждения). Там я застал лишь четырех сослуживцев, остальные были в отпуске. Мне бросилось в глаза, что столы всех четырех завалены книгами; прежде такого не наблюдалось. Перед хладмейстером Васинским высилась стопка томов Мопассана. Один из них был раскрыт; хладмейстер, как и вахтер, читал его почему-то тоже «вверх ногами». Рядом с книгой лежал лист бумаги, испещренный какими-то астрономическими числами. В руке Васинский держал авторучку.

— При чем здесь Мопассан, и почему ты так странно его читаешь? — спросил я.

— Как ты отстал от жизни! — укоризненно произнес хладмейстер. — Я не читаю Мопассана, я его считаю. Подсчитываю буквы. А если вдаваться в содержание, то можно сбиться со счета. Главное в книгах — это количество букв… Сейчас все в НИИ заняты считанием.

— Странное отношение к литературе!.. Чья это мутная инициатива?