Лачуга должника и другие сказки для умных (сборник)

По тому, с каким аппетитом ел этот незнакомец сардельки и как лениво хлебал он пиво, я понял, что пиво для него — принудительный ассортимент, ибо он, как и я, не ради питья, а ради еды пришел сюда. Это тоже был плюс в его пользу: я противник спиртного.

Я уже доедал свою порцию, и с удовольствием думал о том, что сейчас пойду за второй, как вдруг из-за буфетной стойки послышался голос бармена, известивший посетителей, что сардельки кончились. Это, конечно, огорчило меня. Очевидно, огорчение явственно отразилось на моем лице, потому что мой визави вдруг постучал вилкой по столу и тихо произнес:

— Не огорчайтесь. Близится время, когда не только сардельки, но и любые яства всегда будут к вашим услугам.

На это шутливое утешение (а оно было воспринято мною именно так) я ответил, что, действительно, огорчаться не стоит. Ведь всем нам давно обещана эпоха изобилия. А что мне сегодня мало сарделек досталось, так в этом теща виновата.

— Какая теща? — удивился мой собеседник, и я сразу понял, что он не абориген здешних мест — и разъяснил ему, почему эта пивнуха носит такую странную кличку.

— А я в прошлом году под судом был, — признался вдруг незнакомец.

Это меня очень удивило. Он не походил ни на хулигана, ни на взломщика. У него было лицо честного, доброго человека. Более того: какое-то неугасимое благородство отражено было на лице его. После довольно длительной паузы я сказал ему:

— Но ведь вы, слава Богу, на свободе. Вас, значит, или оправдали, или дали очень короткий срок?

— Оправдали! — засмеялся он, и далее сообщил, что это было в одном сибирском городке. Там есть забегаловка, где кроме спиртных напитков иногда бывают и пельмени. Находится это заведение в нижнем этаже здания, во втором этаже которого расположился местный нарсуд. Поэтому каждый житель городка, посетив эту забегаловку, говорит потом, что он был под судом. И приятель, приглашая приятеля на выпивку, говорит там: «Идем под суд!».

— А пельмени там часто дают? — с интересом спросил я.

— К сожалению, редко. А вы любите пельмени?

— Я люблю пельмени, шашлыки, буженину, а больше всего — колбасу. В душе я — вегетарианец, мне грустно, что люди убивают животных ради своего брюха, и в то же время прямо жить не могу без мяса, — ответил я. Ответил и удивился: что это я так разоткровенничался перед незнакомым человеком? Но от него исходили какие-то таинственные волны доброты и всепонимания…

— Я понимаю вас, — проникновенно произнес он. — Я тоже не могу обходиться без мяса, и это угнетает меня. Но скоро наступит время, когда люди смогут есть котлеты, колбасы, окорока, не убивая для этого животных. Скоро все бойни будут закрыты!

— Это прекрасно, но это и невозможно, — запальчиво возразил я.

В ответ незнакомец процитировал две строки из стихов поэта Инкогнитова:

Не раз доказывали дедам внуки,
Что невозможное возможно для науки.

— Нет, не может быть такой науки, которая совершила бы этакое чудо! — продолжил я спор. — Никакая наука не накормит меня шашлыком, не зарезав при этом барана; никакая наука не попотчует меня бифштексом, не убив для этого быка!

— Есть такая наука! — уверенно произнес таинственный незнакомец. — И скоро вы умом и желудком убедитесь в ее реальности!

Я был ошарашен, ошеломлен. А мой визави торопливо, но явно без всякого удовольствия опорожнил свою кружку — и встал из-за стола. Затем удалился, вежливо кивнув мне на прощанье. Я тоже допил свое пиво, ведь как-никак за него деньги плачены, и побрел домой. Я шагал медленно, словно боясь расплескать мысли и впечатления, подаренные мне этим таинственным человеком. То, что он поведал мне, походило не то на розыгрыш, не то просто на бред. Однако, странное дело, меня не покидало ощущение, что я прикоснулся к чему-то великому, что со мной беседовал пророк, провидец. Но меня пугало, что каким-то краешком души я могу поверить в возможность такого чуда. Ведь только сумасшедший может в это поверить!

В таком раздвоенном состоянии вернулся я домой, где поделился своими мыслями с женой.

— Да, Геннадий, этот твой незнакомец — человек, несомненно, незаурядный. Как жаль, что я — не психиатр, а всего лишь врач-ларинголог, — полушутливым тоном молвила Зоя. — Но я знаю, что при некоторых психических болезнях социальная ценность больного на первой стадии заболевания не только не падает, но даже повышается. Что если этот твой незнакомец…

— Нет, никакой стадии у него нет! — возразил я Зое. — Он логичен, никакой нервозности в нем нет. Есть только какая-то таинственная убежденность, но без гордыни, без заносчивости. И на вруна он не похож.

— Геннадий, а вдруг тот человек — просто-напросто гений? — задумчиво произнесла Зоя, и в этот миг раздался стук в дверь.

— Да-да, мы дома! — заявил я, и в комнату вошла Марсельеза Степановна, наша соседка, добрая старенькая пенсионерка. Несмотря на свое революционное имя, она была верующая и чуть ли не наизусть знала Библию.