Ладанка Жанны д'Арк

– Оно могло взорваться? – прошипела я, поскольку голос куда-то подевался.

– Точно. Примитивное устройство, срабатывает от поворота ключа. Кому-то ты очень не нравишься. Да не трясись ты! – Он наконец заметил, что со мной происходит. –   Значит, эту машину я заберу, а тебе завтра пригоню другую.

– Да я в жизни за руль не сяду!

– Не трясись, – повторил он, – у нас все учтено. Отследили же мы этот случай. Так что не бойся.

«Все равно за руль не сяду!» – подумала я и ушла.

Идя обратно к дому, я зашла в магазин. Нужно было купить кое-что домой – стиральный порошок, гель для душа, да хоть мыла обычного и бумаги туалетной. В хозяйственном отделе я увидела полку, заставленную электрическими чайниками, и вспомнила про Пульхерию Львовну. Или на самом деле она Полина?

Господи, нужно купить ей обычный электрический чайник, чтобы она могла вскипятить его у себя в комнате! Как же мне сразу не пришла в голову такая простая и очевидная мысль! Во-первых, никто из соседей про это не узнает, и Галка не будет орать. А во-вторых, там блокировка: если чайник без воды, он не включается, так что бабуля короткое замыкание не устроит и квартиру без электричества не оставит.

На стене рядом со стеллажом я увидела выцветший плакат, оставшийся с лета. На голубом фоне – темно-серый военный корабль, бравый матрос в бескозырке и яркая надпись: 26 июля – День Военно-морского флота.

При виде этого плаката у меня мелькнула какая-то мысль, но тут же исчезла под грузом текущих проблем. Я купила недорогой белый чайник и, вернувшись домой, постучала в дверь Пульхерии Львовны.

Старуха сразу же открыла и при виде нового чайника буквально расцвела.

– Ах, какая прелесть! Белый! Блестящий! Я всегда о таком мечтала! Анечка, ты чудо! Я так люблю все белое… как морская форма! Когда ко мне приходил Котик, мы с ним смотрели на моряков… они такие красивые! Все в белом!

Старуха снова перевела восхищенный взгляд на новый чайник и повторила с придыханием:

– Все в белом… такие бравые, подтянутые… когда к ним подплывал начальник, они так громко кричали! Ав-ав-ав-ав! Очень смешно получалось…

Тут я вспомнила, что в прошлый раз показалось мне важным в бессвязном монологе Пульхерии Львовны. Она сказала: «…мы много лет вообще с ним не виделись, до того последнего раза, когда смотрели на моряков…»

Сейчас у нее, кажется, было очередное просветление, и я спросила, осторожно подбирая слова:

– Пульхерия Львовна, а когда вы последний раз виделись со Станишевским? С Котиком?

– Когда же? – Она наморщила детский лобик. – Ты понимаешь, Анечка, это так трудно – вспомнить, когда что было… дни у меня сливаются, один невозможно отделить от другого… я только помню, что, когда он приходил, по телевизору показывали военные корабли и моряков… они такие красивые! Такие бравые! Все в белом! Просто удовольствие на них смотреть! И корабли… они проплывали, все в ярких флагах… я сказала Котику: посмотрим вместе, но он был чем-то озабочен. Еще спрашивал меня про наше тайное место… Ах, кстати, Анечка, я ведь совсем забыла, что хотела сделать тебе подарок!

– Спасибо, Пульхерия Львовна, вы мне уже сделали много подарков. Лучше скажите – это ведь было этим летом?

– Ну да, конечно. Но когда точно – я тебе не скажу… не могу вспомнить…

Зато я это знала. В тот день, когда к ней приходил Станишевский, Пульхерия Львовна смотрела по телевизору военно-морской парад. Значит, это было двадцать шестого июля, в День Военно-морского флота.

Но тогда…

У меня перехватило дыхание.

По словам Лилианы Ковальски, адвокат Станишевский умер именно двадцать шестого июля! Значит, он приходил к Пульхерии Львовне в последний день своей жизни. А до того очень долго с ней не виделся… много лет…

Что же это значит? Зачем он к ней приходил? То ли это случайное совпадение, то ли он опасался, что умрет в этот день, и хотел…

Додумать эту мысль до конца мне опять не удалось, потому что Пульхерия Львовна, которая снова отошла к своему туалетному столику, вернулась и протянула мне небольшой аккуратный бумажный сверток:

– Вот, Анечка, я хочу сделать тебе подарок! Ты такая милая, славная, так хорошо ко мне относишься… я хочу тебя порадовать! И не возражай!

Я подумала, что она опять принесла мне какую- нибудь детскую блестящую безделушку, и без лишних разговоров взяла сверток, чтобы не расстраивать старушку.

– Спасибо, Пульхерия Львовна, вы меня балуете!

– А ты разверни ее, деточка! Разверни!

Я подчинилась и развернула упаковку. На этот раз у меня в руках была не стекляшка, не грошовая поделка, не елочная игрушка. У меня на ладони лежала плоская круглая коробочка. Медальон? Нет, пожалуй, это называется как-то иначе…

В голове всплыло забытое слово «ладанка». Вот не спрашивайте, откуда я его знаю, в жизни не употребляла, но это точно была именно ладанка. Да, это название как нельзя лучше подходило к вещице, которую я держала в руке.

Она была довольно тяжелая и теплая на ощупь, сделанная из белесого, тускло отсвечивающего металла – скорее всего, из серебра. На его лицевой стороне были выбиты латинские буквы, два слова, соединенные в одно – JesusMarie.