Гораздо больше, догадалась я, взглянув на цифры на стене. Если верить им, это случилось в августе девяносто шестого года… почти двадцать пять лет назад! Ну да, тогда такое творилось: люди могли пропасть бесследно, и никто их не искал…
Неужели Витя двадцать пять лет скрывается в этих местах? До чего живучий человек!
– Кофе! – напомнил мне новый знакомый. – Ты говорила, у тебя есть кофе!
– Да, кофе!
Мы вышли из корпуса и огляделись. Поблизости никого не было, и мы беспрепятственно дошли до моей машины. Я открыла дверцу, достала термос с кофе, налила в стаканчик Вите и себе в крышечку.
Витя отпил, и его лицо озарилось блаженством:
– Хорошо! Витя любит кофе!
– Кто же его не любит? – проговорила я машинально, сделав большой глоток.
– Она не любит! – тут же ответил он и испуганно оглянулся.
– Она? – переспросила я. – Кто такая она?
– Она – О! – Он округлил губы, поднял глаза к небу и выговорил с некоторым трудом: – Мамба! Она кофе никогда не пьет…
Тут он снова оглянулся и вдруг проговорил чужим, властным голосом:
– Глубже копайте! Глубже!
– Кто такая Мамба? Это она приказала тогда закопать всех тех людей? – догадалась я.
Но на этот раз Витя не ответил, он снова задрожал и захныкал:
– Никому, никому нельзя говорить! Витя не скажет, не скажет! Витя никому не скажет!
Он торопливо допил кофе и покосился на меня:
– Витя еще хочет. У тебя есть еще?
– Есть. – Я налила ему еще кофе и тут спохватилась: – Ты же наверняка есть хочешь! А у меня осталась булочка… правда, только одна…
Я достала из сумки пакет, вспомнив, что купила на заправке несколько булочек с маком – две съела, а одна осталась, ее-то я и отдала Вите.
Его глаза засияли. Я думала, что он тут же заглотит булочку, но он разломил ее, одну половину съел, деликатно отламывая маленькие кусочки, а вторую зажал в кулаке, отошел от машины и огляделся по сторонам.
– Куда ты? – спросила я.
– Я хочу друга угостить!
– Друга? – удивилась я. – Где же он, твой друг?
– Сейчас придет!
Витя громко посвистел сквозь выбитый зуб и прислушался, наклонив голову к плечу. Я с удивлением наблюдала за происходящим.
Витя снова посвистел.
Какое-то время ничего не происходило, но вдруг бурьян неподалеку от нас зашевелился, и из него, виляя хвостом, выскочила большая лохматая дворняга с проплешиной на боку. Одно ухо у нее висело, другое победно торчало к небу, глаза были разного цвета.
– Вот друг! – гордо сообщил мне Витя.
Ну да, собака – друг человека!
Собака подбежала к нему и ткнулась мордой в колени. Витя протянул ей половину булочки. Собака аккуратно прихватила ее с ладони, и угощение исчезло в пасти. При этом я успела разглядеть зубы – крупные и острые.
Проглотив булочку, собака благодарно взглянула на Витю, лизнула его в руку и улеглась возле его ног.
– Это – своя, – сказал Витя, кивая на меня, – подойди, друг, познакомься.
Собаченция встала с явной неохотой, но подошла и потерлась о меня лобастой головой. Я отогнала от себя мысль о грязной шерсти и блохах и погладила ее.
– Хороший песик, друг…
От дворняги жутко несло псиной.
На какое-то время воцарилась тишина. Я хотела задать Вите много вопросов, но боялась спугнуть его. Так что пока молча сидела, обдумывая все, что узнала сегодня.
Значит, если верить Вите, двадцать пять лет назад здесь погибло много людей. Их трупы закопали в цеху, залили сверху бетоном. Погибших никто не искал.
Если верить Вите… вот именно, можно ли верить Вите? Судя по его поведению, человек больной на всю голову, вполне мог все перепутать.
Дворняга по имени Друг подняла голову, посмотрела на меня очень неодобрительно и тихонько рыкнула, показав внушительные зубы. Дескать, имей совесть, человек тебя спас, а ты о нем так плохо думаешь.
Ясно, подумала я, стало быть, Вите можно верить. Дворняга тут же спокойно улеглась и даже глаза закрыла.
Значит, по Витиным словам, к тем ужасным событиям имела отношение некая Мамба. И кто она такая? Это же явно кличка.
Допустим, все так, но какое отношение те давние события имеют к тому, что происходит сейчас?
Я снова вспомнила, что цифры, нацарапанные на стене, показались мне знакомыми. Где я могла их видеть?
И тут что-то забрезжило в мозгу.
Я нашла у себя в кошельке чек с заправки, который был спрятан в ладанке, и разгладила его. На нем красными чернилами были написаны шесть цифр, как и на стене цеха, но совсем другие – 968091.
Хотя… цифры похожи, а некоторые точно те же…
И тут я случайно уронила чек. Наклонилась, подняла его и снова взглянула.
Сейчас чек был перевернут вверх ногами, и теперь цифры на нем читались иначе.
160896.
Точно те же цифры, что на стене. Та самая дата – шестнадцатое августа тысяча девятьсот девяносто шестого года.
День, когда, если верить Вите, на этой фабрике погибли больше двадцати человек, были тут же похоронены. Не похоронены, а закопаны, как скоты. А еще один был убит, чтобы никто не узнал об этой трагедии. Об этом преступлении.
Но кто-то о нем все же узнал – судя по надписи на чеке.
Тот, кто не так давно, судя по чеку, ездил сюда, в Куромяки… Ясно кто – адвокат Станишевский.
Я снова сложила чек и спрятала его в кошелек.