– Ну, во-первых, я с ним поговорил о Ларисе, – ответил Артур, задумчиво размешивая сахар. – Спросил, что он сам думает. Он начал с того, что завелся, стал сердиться, что она своим уходом сломала их наладившуюся жизнь и в том же духе..
– Предсказуемо, – хмыкнул Сергей.
– А я спросил, а не к лучшему ли это? Он так поглядел на меня, будто ему даже в голову не приходило поглядеть с этой стороны. Я его разговорил, спросил, что было бы, если б она не мешала ему видеться с ребенком, они б воспитывали Никиту вместе, заботились о нем и сохраняли теплые дружеские отношения? Почему он не желает своей жене добра, если совместное будущее никому из них не способно принести удовлетворения. Я сообщил ему по секрету, что она способна вернуться к нему, жертвуя своим счастьем ради блага ребенка. Но хочет ли он такой жертвы? И не стоило бы подумать о благе самого мальчика?
– Да ты прям философ, – хихикнул Сергей.
– Да уж, кто знал, что в тебе скрывается такой психолог? – присоединилась Вика.
– Смейтесь-смейтесь, – усмехнулся Артур. – Только он и впрямь задумался. Ну а потом я ему еще предложил перспективу работы с Рустемкой, и он оживился, у него прям глаза загорелись. Ну а после разговора о квартире…
– Стой-стой, а что там с квартирой? – подняла брови Вика. – Ты и с квартирой что-то придумал?
– Да, я ему предложил обсудить вопрос с женой, для начала. А план был такой – раз уж Христенки помогли им деньгами, чтобы Данилины купили эту квартиру, то почему бы Мише с Ларисой не заложить ее? Они выплатят долг и помогут теперь уже Христенкам. Дружба будет восстановлена, часть денежных проблем решена. Ну а там, глядишь, Данилин уедет в Краснодар, жилье будет свободно, и его можно будет сдавать или там поселится Лариса с сыном. Мишка же не зверь, я заметил, что, хоть он и не сильно в родительской теме, но ребенком дорожит.
– Недурно сработано, – подал голос Сергей.
– Ну и на этой волне он стал намного терпимее к факту ухода супруги, – покачал пальцем в воздухе Артур. – А это немаловажный фактор в семейном споре! И, еще! Данилин мне передал запись, как Ирина играет на пианино. Я пошлю ее одному старому знакомому в Москву, глядишь, он заинтересуется, пригласит девчонку в какой-нибудь проект. Кто знает, может, из этого что-то и выйдет…
– Нда-а, – протянул Сергей, отставляя пустую тарелку. – Ты прям гигант, столько всего наворотил, что нам с Викой прям неудобно.
– Да ладно вам, – примиряющим жестом воздел руки Артур. – Если бы не вы, глядишь, мы бы таких дров наломали с теми данными, что нам подсунул Светлый.
– Да, мне лично было бы очень стыдно, – пожала плечами Вика, – если бы я уговорила Ларису вернуться к Мише, только чтобы этот условный брак продолжал существовать.
– Угу, – кивнул Серега. – И Анжелика неплохая девчонка, спихивать ее и бороться за восстановление чести Данилина и мне бы не хотелось. Видимо, он там был не на своем месте. Не этот случай, так другой – его бы все равно сократили. А так, глядишь, он еще найдет свою стезю…
– Кстати, я тут в заметках Трисс нашла кое-что, – вклинилась Вика. – Мне показалось, это так подходит, будто для нас и написано. Вот, слушайте, – и она продекламировала на память:
– Хо, действительно, интересные стихи, – хмыкнул Сергей. Вика горделиво покосилась на него:
– И, знаешь, написал твой однофамилец, Петр Лавров![11]
– Все-все! Ну-ка отвернулись! – скомандовал Артур, и троица сделала вид, что они – не они, поскольку Данилины сошли в пирса и, перекинувшись напоследок словами, разошлись. Лариса направилась в сторону детского сада, а Михаил – вдоль по набережной. Вид у обоих был умиротворенный и миролюбивый.
– Кажется, все прошло удачно, – переглянулись грешники.
Вернувшись в «Солнечный берег», они подготовили те самые платья, которые были на биомуляжах в первый день, и с головой ушли в работу. Вероятнее всего, сегодня они вернутся в номер запоздно, а завтрашний день будет полностью посвящен концерту, поэтому следовало со всем возможным тщанием проработать предстоящее выступление. Снова собравшись на веранде, они репетировали до тех пор, пока их игра не стала безупречной и слаженной, как единый механизм.
А после обеда началось нечто невообразимое.