Ладога родная

В группе запасных оказался один военнообязанный, никогда не проходивший действительной военной службы и числившийся на «броне». Это был строевой матрос Мельников — вчерашний бухгалтер дома отдыха Краснознаменного Балтийского флота в Ораниенбауме, солидный человек в очках, имевший взрослых сыновей-студентов. Вакансии писаря и кладовщиков были уже замещены кадровыми матросами, окончившими специальные школы. Поэтому я вызвал Мельникова в каюту и спросил — не тяжело ли будет ему служить рядовым матросом на корабле, не списать ли его на берег, где он может скорее получить назначение, более близкое его возрасту и гражданской специальности.

— Товарищ капитан второго ранга, — ответил Мельников, — советский человек не должен бояться трудностей, если его призвали защищать Родину. Я буду учиться военно-морскому делу и постараюсь быть не хуже молодых.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что он немного знает химию, и мы назначили его к дымаппаратуре.

Помощника командира корабля старшего лейтенанта Михайлова, пожилого человека, участника гражданской войны, тоже призвали из запаса. Он давно ушел из военного флота и многие годы зимой преподавал морское дело, а летом плавал на парусных судах гражданских учебных заведений. Вслед за ним на корабль прибыл заместитель командира корабля по политической части старший политрук Жариков.

Каждый политработник в армии и на флоте — прежде всего партийный воспитатель и учитель. Жариков был педагогом вдвойне: он пришел на корабль с должности преподавателя марксизма-ленинизма одного из военно-морских учебных заведений. Этот худощавый человек с тихим, хорошо поставленным голосом и спокойными манерами преподавателя был деловит и немногословен. Первые два дня он почти не показывался в кают-компании, все время проводил на палубе с командой. После этого Жариков пришел в каюту командира корабля и, пользуясь по временам своими записями на стандартных библиографических карточках, сделал доклад о политико-моральном состоянии команды, дав конкретную характеристику почти каждому человеку на корабле. Сразу вслед за этим он представил на утверждение проект плана партийно-политической работы на предстоящую неделю. На следующий день последовало оформление партийной и комсомольской организаций корабля. Политическая работа, направляемая опытной рукой Жарикова, закипела.

19 июля 1941 года мы узнали о принятии командованием окончательного решения, надолго определившего судьбу канонерской лодки «Бурея». Нам предстояло идти на Ладожское озеро и действовать в составе вновь сформированной Ладожской военной флотилии.

На Ладоге

Первое боевое крещение «Бурея» приняла 5 августа 1941 года, отразив налет вражеских самолетов на колонну транспортов с десантниками, эскортируемую канонерскими лодками. Вслед за этим началась напряженная боевая деятельность. Эскортирование судов, обеспечение переброски войск из шхер, артиллерийские стрельбы по огневым позициям противника, огневая поддержка флангов наших войск, упирающихся в берег озера, отражение беспрерывных налетов авиации противника, снова стрельбы, и так непрерывно.

27 августа 1941 года резко ухудшилась обстановка в районе Шлиссельбурга. Чтобы усилить противовоздушную оборону города, командование решило поставить «Бурею» в непосредственной близости к нему.

8 сентября Шлиссельбург пал, и для канлодки, как и для всей Ладожской военной флотилии, главной задачей стало обеспечение надежного действия «Дороги жизни».

Между 8 и 15 сентября «Бурея» сделала несколько переходов от южного берега озера к западному и обратно. При этом мы одновременно являлись эскортом, сами буксировали баржи и на корабле перевозили людей и грузы.

Однажды «Бурея» должна была принять для перевозки на южное побережье группу картографов Военно-Морского Флота. Каждый из них — редактор, составитель, картограф или гравер — был незаменимым специалистом в буквальном смысле этого слова, а весь коллектив картографического отдела в целом являлся носителем опыта и культуры морской картографии СССР, накопленных в течение четверти тысячелетия. Им предстояло развернуть где-то в глубоком тылу производство мореходных карт всех морей Советского Союза и почти всего мирового океана. Вместе с людьми эвакуировалась полная коллекция оригиналов карт новейших советских изданий с нанесением всех корректур по день отбытия из Ленинграда.

Трудно исчислить ценность этого груза, в котором был сосредоточен итог длительного изучения и исследования морей нашими учеными, гидрографами и моряками. От сохранности оригиналов зависела возможность воспроизводства карт, в которых нуждались корабли, штабы Военно-Морского Флота и суда советского торгового флота.

Для доставки с берега на корабль ящиков с этим драгоценным грузом пришел только один рыбачий мотобот, и вдобавок, у него вскоре вышел из строя мотор. Пришлось спустить корабельные шлюпки. По десять рейсов на веслах сделали наши матросы, чтобы закончить эту перевозку и погрузку.