Ладога родная

Тральщик бросало из стороны в сторону, как щепку. Сила ветра достигала 10 баллов. А ведь это суденышко вовсе не было приспособлено для плавания в Ладожском озере, а тем более в штормовых условиях. ТЩ-122 (постройки 1902 года) как плоскодонный речной буксир раньше использовался Северо-Западным речным пароходством только на тихом плесе реки Свири, а в озеро ему выходить не разрешалось. Две паровые машины по 200 лошадиных сил каждая обеспечивали ему скорость 7–8 узлов. Без груза буксир имел осадку 2,2 метра.

17 сентября, в первой половине дня, с ТЩ-122 увидели, лежащую в дрейфе канонерскую лодку «Бурея». Приблизившись к ней на расстояние голосовой связи, Ходов попросил разрешения стать на бакштов, чтобы отстояться за кормой канонерки, пока не стихнет шторм, так как свой якорь мог не удержать.

В ответ через мегафон командир канонерской лодки капитан 2-го ранга Н. Ю. Озаровский сообщил, что нужно идти спасать людей с разбитой баржи, и указал координаты. Ходов и его военком Дмитрий Гребенкин, не раздумывая, решили полным ходом идти к месту катастрофы. Правило советских моряков: «сам погибай, а товарища выручай». Хотя все понимали, что для такого корабля, как ТЩ-122, эта операция была явно рискованной.

В 16 часов перед глазами моряков тральщика предстала потрясающая по своей трагичности картина. В волнах разбушевавшейся стихии на обломках разбитой деревянной баржи плавали оставшиеся еще в живых обессиленные, окоченевшие от холода люди — красноармейцы переправлявшейся через озеро воинской части. Застигнутая внезапным штормом ветхая баржа, по-видимому, не выдержала бешеного напора волн суровой Ладоги, переломилась и обрекла на гибель всех, кто в ней находился.

Виртуозно маневрируя своей утлой посудиной, Ходов делал все, чтобы спасти как можно больше людей. Моряки тральщика, обвязывая себя концами, бросались в холодную воду и поднимали на борт обессилевших, потерявших сознание и неспособных двигаться бойцов. Особенно бесстрашно действовали сигнальщик Сергей Колесниченко и машинист Иван Каретников.

Около 200 человек подобрали из воды. Тральщик был явно перегружен. Марка предельно допустимой осадки давно скрылась под водой. С такой перегрузкой, да еще в шторм, до базы не дойти. К тому же из машинно-котельного отделения поступило донесение: в корпусе обнаружена течь. Судно медленно начало тонуть. Тогда Ходов, еще раз убедившись в том, что подбирать из воды больше некого, повернул тральщик в сторону берега (до него оставалось 3–4 мили) и малым ходом, непрерывно промеряя лотом глубину, двинулся вперед, чтобы стать на якорь там, где малая глубина не позволит судну затонуть. Расчет был на то, что удастся спасти людей и корабль, который с подходом помощи, освободившись от чрезмерного груза, сможет всплыть и целехоньким вернуться в строй.

Но судьба была безжалостна к морякам ТЩ-122 и к спасенным ими людям. Внезапно в тишине прозвучал тревожный возглас сигнальщика Сергея Колесниченко: «Воздух! Ю-88!»

Доклады Сережи Колесниченко, любимца команды, всегда отличались точностью. Он узнавал о приближении вражеских самолетов, казалось, каким-то шестым чувством — значительно раньше, чем их можно было увидеть или услышать. И сейчас он не ошибся. Шесть «юнкерсов» со зловещим гудением приближались к обреченному тральщику. Стервятники предвкушали легкую поживу.

«Боевая тревога!» — командует Ходов. А что может выставить для боя тонущий крохотный кораблик, до отказа набитый людьми, лишенный возможности хоть как-нибудь маневрировать? Чем он может отразить нападение врага, неизмеримо превосходящего по силе? Разве что только мужеством, непревзойденной стойкостью и мужеством!

Комендор старшина 1-й статьи Николай Абакумов, кадровый военный, сверхсрочник, изготовил к бою единственное на корабле 45-миллиметровое орудие.

Матросы по установившейся в то время практике приготовились открыть огонь по самолетам из стрелкового оружия, которым в избытке запаслись при эвакуации окруженных частей Красной Армии с северного побережья Ладожского озера.

«Союз охотников» — так называл Ходов своих матросов, вооруженных кто во что горазд. Сознавая, что практически эта стрельба по воздушным целям малоэффективна, он считал, что морально она все же оказывает благотворное влияние на личный состав. Сам процесс стрельбы по самолетам, хотя бы из винтовок, освобождал людей от тягостного ощущения обреченности. Иначе трудно хладнокровно выдерживать вой пикировщиков и свист падающих бомб. Поэтому Ходов и Гребенкин поощряли деятельность «союза охотников», поддерживающую боевой дух команды.

Встреченные огнем корабельной сорокапятки и потоком трассирующих пуль, «юнкерсы» потеряли ориентировку и, безрезультатно сбросив бомбы, скрылись из виду.

Выйдя на относительно малые глубины, Ходов подал команду приготовить якорь к отдаче. В это время внезапно появилась новая тройка «юнкерсов» и с разных сторон спикировала на корабль. Две бомбы попали в тральщик, одна взорвалась в корме, другая — в районе машинно-котельного отделения.