Ладожский ярл

— Вот что, — он решительно накинул на плечи полушубок, — я пойду, а ты будь наготове, как полезут серые, пугнешь их горящей веткой.

— Осторожней будь, — отворяя дверь, с тревогой напутствовала Ладислава.

Никаких волков поблизости не было, видно, и в самом деле, устав морозить хвосты, ушли на поиски более легкой добычи. Дивьян не стал отходить далеко, наломал веток с ближайшей сушины, правда, для этого пришлось забраться на дерево, но ничего, никто не напал, и не заклацали внизу голодные острозубые пасти. Осмелела и Ладислава, прихватив пылающую ветку, выскочила наружу, помогая тащить в хижину сухие, наломанные отроком ветки. С новой силой забилось в очаге пламя, Дивьян с Ладиславой, упарившись, сбросили полушубки. Поглядев друг на друга, засмеялись неизвестно чему, расстелили полушубки на лавке.

— Постой-ка. — Отрок схватил лежавшие в дальнем углу заячьи потроха, завернутые в шкурку. Не одеваясь, выскочил из избенки наружу, засунул потроха на березу, повыше, меж ветками. Наклонился, вытирая снегом окровавленные руки, зашептал истово:

— Вот тебе, лесной человек, вот тебе, медведь-батюшка, вот тебе, волшебная птица журавль. Охраните, сберегите ото всякой напасти, да и сами не вредничайте, вот вам свежее мясо, нежное, заячье, насытитесь, нас не забудьте.

Прошептав все это, постоял немного, прислушиваясь — волки выли уже где-то далеко за Чистым Мхом, ну и пусть их — пожал зябко плечами и юркнул в избушку.

Заснул быстро, едва голова коснулась лавки — умаялся. Хотел было спросить — чего это дева на него поначалу напала? Да не успел — сомкнулись веки. Ладиславе же не спалось, хоть и хорошо было лежать, покойно, сытой, в тепле, слушая жаркий треск хвороста и сопенье отрока. Девушка скосила глаза — спит, сердечный, — накинула на парня плащ. Потянулась к веткам, подбросила в очаг — горите. Вздохнула — вспомнила родную Ладогу, подружек, родичей, так обрадовавшихся ее счастливому возвращению — не чаяли уж и увидеть. Вспомнился и молодой варяжский князь. Хельги. С какой радостью отдалась ему Ладислава там, в далеком лесу, прямо посреди капища. Или не капище то было? Не важно. Главное, что князь Хельги в тот момент принадлежал ей, только ей, и, казалось, так всегда будет. И было… До возвращения в Ладогу. А затем, получив от Рюрика власть, князь привез семью. Жену Сельму — Ладислава ее видела — красивая — и дочь. Что ж, о семье князя девушка знала и раньше. На что ж надеялась? А ни на что — просто любила, и все! Стать второй женой, наложницей, войти в семью князя? Нет… Почему-то Ладиславе не хотелось этого, — делить любимого человека с кем-то? Знала, князь любит свою супругу… А любит ли ее, Ладиславу? Честнее было уйти. Не лезть в чужой дом, не причинять горе. Уйти далеко, в дремучие весянские леса, уйти, чтобы забыть, забыть навсегда эти губы, эти волосы цвета спелой пшеницы, синь глаз и руки такие сильные и такие нежные, ласковые… Нелегко все это будет забыть. Но… Ладислава сделала выбор. И тем не менее даже здесь, далеко от родного дома, князь не отпускал ее, являясь в видениях, вот как и сейчас.

— Хельги… — шептала девушка. — Любимый… Мой…

По лицу ее текли слезы…

Дров все ж таки не хватило до утра — избушка выстыла, и у проснувшихся зуб на зуб не попадал от холода. Можно, конечно, было разжечь очаг вновь — но к чему терять время?

День наступал солнечный, яркий. Солнце, отражаясь в снегу, сверкало так, что больно было глазам, над заснеженным лесом ярко синело небо, и высокие сосны отбрасывали на лыжню длинные голубоватые тени.

Шли быстро, к полудню уже показалось Шуг-озеро, а за ним — холм и усадьба.

Дивьян прибавил ходу и уже почти бежал, Ладислава едва за ним поспевала, даже крикнула, чтоб подождал, не гнал так. А он не слышал, наоборот, бежал все быстрее…

Вот и знакомая повертка, ольховые заросли, елки… Усадьба. Ворота закрыты, а ведь, кажется, он их не закрывал… Или захлопнул все-таки? О, боги! Дивьян вдруг застыл словно вкопанный. Слева от усадьбы был насыпан невысокий холм, рядом с которым чернело кострище. Неужели?

Скинув лыжи, отрок влетел в усадьбу… Мертвецов не было! Погребли? Ну конечно, недаром — курган и кострище. Погребли! Но — кто же?

— Надо накидать земли больше, — осмотрев насыпь, тихо произнесла Ладислава. — Иначе зверье разроет, вон уже, смотри…

Она показала рукой на цепочку следов, тянувшихся от разрытого бока кургана к лесу, и Дивьяну на миг показалось, что это не простой след, а кровавый…

— Пойдем в усадьбу, — обернувшись, позвал он. — Теперь мы тут хозяева.

Усыпанная снегом река блестела на солнце, и всадники в разноцветных плащах казались нарисованными. За ними тащились возы, и возницы щурились от ярких лучей, с нетерпением поглядывая на крутой, поросший соснами берег. Там, на холме, виднелся погост. Серый частокол, серебристые, крытые дранкой крыши. Над крышами кружили птицы.

— Красивое место, — улыбнулся ярл, поворачивая коня. От реки к погосту вела широкая, сверкающая в ярком свете дня дорога, наезженная санями и лыжами, по обеим сторонам которой возвышались сугробы.