Лагерь

Профессор Мортон провел первый час своего рабочего дня в своем офисе, просматривая последние данные об экспериментах с Ц-551. Согнувшись над столом, он курил, выбивая трубку в пепельницу и вновь наполняя ее табаком, не отрывая глаз от листа бумаги. Великолепно, просто великолепно.

Эвансы все еще планировали свой поход на юг в поисках более теплого климата, но пока они так и не рискнули выйти из шале. Было бы интересно понаблюдать, если они на это решатся; они были типичными представителями унылого и нелюбопытного рабочего класса, решил он, боятся нарушить обычный порядок вещей. Но из запасы, конечно, скоро кончатся, и им придется что-то предпринять.

Алан Джей и его подружка выходят в лагерь по отдельности. Тайные походы, пока другой спит. Но они всегда возвращаются в свое шале номер 24, потому что это единственное место, где они чувствуют себя в безопасности. Двое любовников, ставшие чужими друг другу. Но все же они не расстались. Как-то раз он грубо обошелся с ней, за ними необходимо тщательно наблюдать. Сейчас, однако, кажется, ладят. Она убеждена, что она шлюха, он вообще не знает, кто он такой. Пока у него есть наркотики, ему все равно.

Долман все еще поправляется от ушибов, кипит ненавистью к капиталистам. Он втихаря что-то замышляет, но с помощью подслушивающего устройства невозможно, к сожалению, узнать его мысли. Смит, смотритель площадки, пытается вступить с ним в контакт. Когда они встретятся, что-то произойдет, Мортон был в этом уверен.

Теперь Мейсы, первый семейный эксперимент. Гвин — мошенник, финансовый жулик. Сотрудники Управления налоговых сборов пытались поймать его уже несколько лет, но им это, вероятно, никогда не удастся. Создание его затуманено, и Мейс начал паниковать. Как растратчик, который боится уйти в отпуск, потому что в его отсутствие все может раскрыться. Он собирается хорошо проводить время и плевать хотел на завтра.

Жена Мейса начинает расклеиваться. Жизнь под напряжением, чрезмерная родительская опека и одержимость респектабельностью. Она убеждена, что беременна. Страх, таившийся в ней годами, нашел выход. Она не беременна, Мортон был в этом уверен, но как она будет действовать? Профессор раззадоривал свой аппетит вопросами.

И их дочь: девушка, лишенная нормальной жизни подростка, она собирается наверстать упущенное. Все трое намереваются выйти вечером и совершить что-то абсолютно несвойственное их обычному поведению.

Тони Мортон отвлекся, снова выбил трубку, но не набил ее на сей раз. Несколько секунд он сидел, уставившись на закрытую папку. Его удовлетворенность исчезла, на лице появилось выражение озадаченности, легкого раздражения. Затем он поднялся одним гибким движением, неслышно прошел по толстому ковру. Он слегка приоткрыл дверь и выглянул в соседний офис.

Энн Стэекхауз склонилась над компьютером, она сидела спиной к Мортону. На ней была тонкая нейлоновая блузка, сквозь которую просвечивала алая бретелька от бюстгальтера. Она была так красива, что профессор испытал чувство горечи. Он пожалел, что все так вышло. Это была его вина, этой связи никогда не должно было быть, но он не сможет стереть все из памяти. Бурные ночи, страсть, затмевающая разум, человеческий фактор, столь опасный для эксперимента с Ц-551. Теперь все кончено, у него нет сомнений, и он не станет пытаться вернуть то, что короткое время принадлежало ему.

За те несколько минут, что он незаметно наблюдал за Энн, в его натренированном мозгу произошло изменение — он переключился с личной установки на профессиональную. Его мозг очистился, и стройное, чувственное тело на другом конце комнаты стало просто рабочей единицей, столь важной для успеха.

— Энн, — он широко распахнул дверь, увидел, как она вздрогнула и повернулась к нему. — Если можно, уделите мне минуту. — Босс, вызывающий свою секретаршу, чтобы продиктовать ей текст, вежливо, но повелительно.

— Да, конечно, — она вскочила со стула чересчур поспешно, и этого было достаточно, чтобы он понял, что она нервничает, что ее терзает совесть. И это нехорошо для дела, когда на карту поставлено доверие к правительству. Когда в любой цепи замечают слабое звено, его или чинят, или убирают и заменяют более прочным. Личные эмоции при этом не имеют значения.

Он уже сидел за своим столом, когда она вошла в офис, наполнил трубку табаком и зажег, не торопясь. С этим разговором нельзя было торопиться. Он указал ей на стул напротив, улыбнулся.

Никогда не знаешь, что думает Тони, он первоклассный мастер скрывать свои переживания, подумала Энн.

— В личном плане, — голос его был ровный, он даже чуть улыбнулся. — Я полагаю, между нами все кончено, я правильно понял?

Она помедлила, знала, что краснеет; внезапно этот стул показался самым неудобным в мире. Она попыталась сидеть спокойно.

— О, никаких обид нет, — он махнул рукой, словно их недавняя связь была пустяковым делом. — Я прекрасно могу это понять. Просто мне хотелось бы знать. Я уверен, что ты меня понимаешь.

— Да, — она опять помолчала, внутри у нее все оборвалось. — Боюсь, что все кончено. Так… получилось.

— Кто-то другой?