Лагерь

Опять вопрос показался обычным. Он смотрел не на нее, листал отчеты, которые она напечатала вчера. Может быть, он и не интересуется личными делами.

— Да, — пауза, — другой.

— Спасибо, что сказала, — тон его не изменился. — Я должен похвалить тебя за эти отчеты. Краткие и точные. Все эксперименты прекрасно вырисовываются… кроме одного!

На этот раз Энн Стэкхауз все же переменила позу, она откинулась на спинку стула, пожалев, что не может провалиться сквозь пол и оказаться вне этой комнаты. Глаза Мортона смотрели прямо на нее, сверкающие глаза ястреба-охотника, заметившего полевку, прячущуюся в траве.

— Да? — Попытайся выглядеть удивленной. Но получилось скорее как виноватый вскрик.

— Биби! — в голосе Мортона теперь послышались резкость, скрытый гнев. — Я не понимаю, почему он не был введен в эксперимент. Или, возможно, — саркастический намек, — этот человек не поддается действию Ц-551, вызывающего галлюцинации?!

Энн не знала, что сказать. Если бы она заранее заготовила ответ, она и тогда бы не смогла правдоподобно соврать. Черт, этот негодяй знает все!

— Разве он… так важен? — она взяла себя в руки, решив бороться.

— Честно говоря, да. Это молодой человек из состоятельной семьи, решивший стать строителем, тогда как у него есть диплом физика. Бунтарь, если угодно. Что им движет? Мы бы многое хотели узнать о нем. Но если его организм способен противостоять воздействию Ц-551, тогда он еще интереснее. Почему ты не дала ему препарат?

Она не ответила. У нее чуть было не сорвалось с языка оправдание школьницы: «Я не знаю». Это прозвучало бы глупо, еще больше снизило бы ее шансы. Она смотрела на пепельницу; диагональная форма, подделка под хрусталь, похожая на всевидящее око, пытающееся загипнотизировать ее. Она отвела взгляд, почувствовав в глубине души искру гнева, которая все разгоралась.

— Ну? Сказать мне самому, почему ты не дала Биби препарат?

— Давай, продолжай, — слабый выпад. Уволь меня, освободи.

— Ты не дала ему таблетку, потому что у тебя с ним личные отношения. Меня это не касается, — это было произнесено злобным шепотом и было, очевидно, очень важно для профессора Мортона. — Но я должен напомнить, что ты подписала ряд документов, когда начала работать в нашем отделе. И твои нынешние действия представляют очень серьезную угрозу безопасности. Я надеюсь, мне нет необходимости напоминать тебе об этом.

— Я не раскрыла никаких официальных секретов, — гнев внутри нее начал проявлять себя. — Я обещаю тебе, что ни одно слово не просочилось. Я просто отказываюсь вводить его в эксперимент.

— О, я понимаю, — он откинулся в кресле, медленно зажег трубку. — Итак, тщательно подготовленные досье и отчеты должны пойти прахом просто потому, что ты решила вступить в любовную связь с одним из наших… подопытных кроликов, тебе, кажется, нравится такое название. Ты фактически диктуешь правительству Ее Величества, над кем оно может проводить эксперименты, а над кем нет.

— Я просто хочу, чтобы Джеффа оставили в покое.

— Милая девочка, — теперь тон его был резок, — не тебе это решать. Ты нарушила своими действиями правила. Ты подписала, что будешь подчиняться, не задавая вопросов, и вот уже противоречишь этому. В результате ты стала опасна для дела.

— Тогда уволь меня, — резко сказала она. — Отдай мне мои документы, и я сразу же уеду. Ты никогда больше не увидишь меня.

— К сожалению, это не простая работа. Если бы мы могли увольнять непослушных сотрудников, мы бы выпускали множество шпионов, имеющих на нас зуб. Ты прекрасно знаешь, насколько серьезен наш эксперимент, его последствия, и если об этом станет известно общественности…

— Тогда я подам заявление об уходе!

— И это невозможно, — он рассмеялся, но от его смеха по спине у нее побежали ледяные мурашки. — Мы не можем позволить тебе просто так уйти, девочка!

— Ты угрожаешь мне? — она чувствовала, как колотится ее сердце. Ее замутило, у нее слегка закружилась голова.

— Скажем так: я пытаюсь убедить тебя выполнить работу, которую ты обязана делать.

— А если я откажусь? — Положим карты на стол, чтобы все выяснилось. Она начала слегка дрожать и надеялась, что Мортон не заметит этого.

— Тогда нам придется принять соответствующие меры. — Людоед-великан в облаке табачного дыма, в этом было что-то зловещее, похожее на пиротехнические эффекты в кинофильмах. Она содрогнулась.

— Это ответ политика. — По крайней мере, она была зла, все-таки какое-то утешение.

— Ну, я полагаю, что отчасти я и есть политик, — он говорил тихо, почти шепотом. — Я служу правительству, человечеству. В этом и заключается важность нашей задачи. Мы не можем потерпеть поражение из-за тривиальных вещей.

— Это нарушение прав человека, — возразила она. — Послушайте, профессор, говорите нормальным языком, чтобы я могла понять. Хватит намеков. Что именно вы предпримете, если я откажусь выполнять задание?

— Боюсь, что тебя придется… изолировать, ради безопасности, — он произнес это с некоторым сожалением, но угроза в голосе осталась.

— Запереть, да? Упрятать в психушку, как они поступают с диссидентами в России?