Лагерь

Антон первое время ничего не говорил, пытаясь успокоить свое участившееся дыхание. Я же раскрыла рюкзак и принялась доставать продукты. Сегодня это был куриный паштет с целой буханкой хлеба и двумя яблоками.

– Ты поешь со мной? – спросил Антон.

– Зачем? Я обедала, да и тебе нужнее.

– Сейчас война, трудное время.

– Ты думаешь, ты меня объедаешь? Все нормально. Мы зажиточная семья, – ответила я, отламывая толстый кусок хлеба. – Расскажи о себе, о своем детстве, как ты выбрал небо.

Антон перевернулся на бок ко мне лицом и начал рассказ:

– Мой отец и дед работали на корабле. Они были гражданскими моряками, перевозили грузы, пересекая моря и океаны. Повидали все континенты, выбирались из самых страшных штормов. Настоящие морские волки. Они готовили мне такую же участь. Понятно, что я не так часто видел своего отца, как хотелось бы, но я всегда им гордился и хвастался перед друзьями, у которых папы работали обычными бухгалтерами или юристами. Когда мне исполнилось четырнадцать, все уже знали, что меня отправят в мореходку. Такая семейная династия. Я тоже так думал до определенного момента. Но во мне все перевернулось всего за несколько дней, когда родители развелись. Я даже не понимал тогда, почему все так происходило. Почему мама в один миг так ополчилась на папу, а папа – на маму. Это теперь я знаю, что папа привез из похода венерическое заболевание, – Антон на мгновение осекся, не зная, можно ли со мной обсуждать такие темы, но, увидев мою улыбку, дающую понять, что я уже взрослая, продолжил: – Но его неверность не была так важна для меня. В ходе развода вопрос о том, с кем должен остаться сын, не вставал. Точнее, он был разрешен быстро и ожидаемо: отец всегда в море, поэтому сын будет жить с мамой. Но меня почему-то задел этот вопрос. Я задумался, с кем, правда, я готов был бы остаться, если бы мне дали право выбирать. Стал под микроскопом разглядывать своих маму и папу. И внутри сразу появилось такое омерзение к отцу, какое я не испытывал ни к кому и никогда. Я вспомнил его пьяные выходки в те дни, когда он ступал на землю. Я стал понимать, что не хочу быть таким. Грязным, вонючим, с неровной рыжей бородой мужланом. Мной даже не рассматривался вариант, при котором моряк может быть образцом мужества, с идеальной выправкой и фигурой. Я был уверен, что если пойду в мореходку, то стану вторым отцом или третьим дедом.

Антон на мгновение задумался, и я протянула ему кружку воды и громадный бутерброд. Он откусил большую часть хлеба, отпил полкружки и продолжил:

– Не думай, что отец был чудовищем. Я видел много гражданских моряков в детстве и могу сказать, что он один из самых прилежных и опрятных из всей братии. Многие из его друзей отличались от обезьяны только тем, что у обезьян не встретишь перегара. Мой папа не претендовал на идеал, но все-таки не был так плох. Но в то время, когда они разводились, он мне казался самым ужасным человеком в мире. Злоба на него вылилась в мысль, что я не буду как он. Ни в чем и никогда. И первый шаг, который я совершил, – это сказал маме, что ни за что не пойду в моряки. Мама, будто понимая мои мысли, сразу же поддержала меня.

– Ешь, я еще бутерброд сделаю, – произнесла я.

Антон закинул в рот оставшийся кусок.

– Моряки по своей сути существа ленивые. Их ходьба в море по большей части безделье. Конечно, им приходится порой несладко, но это только порой. Я хотел чего-то самостоятельного, ответственного и героического. Мечтал о прекрасной фигуре. Что мне осталось от папы, за что я ему благодарен, так это страсть к путешествиям. Соединив в себе все желания и «нежелания», я понял, кем хочу быть. Так я стал боевым летчиком, – он ненадолго замолк, а затем добавил: – Расскажи ты что-нибудь?

– А что рассказывать?

– О семье. Маме, папе. Папа у тебя, ты говорила, солдат.

По моим рукам побежали мурашки, а в горле пересохло. Мне стало страшно врать Антону о своем отце. Из памяти не уходила картина, как он с безумными глазами рвал нашивку.

– Да нечего особо рассказывать. Папа – солдат, мама дома сидит, еще брат есть младший, – быстро и сбивчиво стала говорить я.

– Как зовут брата?

– Слава, ему еще пяти лет нет. Он немного не успевает за сверстниками, но он хороший очень.

– Наверное, мама твоя переживала сильно, когда вынашивала его?

– Да. Тогда у нас тут все только начиналось, – произнесла я, глубоко вздохнув, и замолчала.

– Война ломает судьбы даже не родившихся людей.