Лагерь

Последней по традиции взяла слово Василина. Она сидела прямо за мной вместе с нашим политологом. Самая красивая девочка класса. Было в ней что-то от ведьмы: иссиня-черные длинные волосы, темные глаза, гладкая бледная кожа. Завидовала ли я ей? Не все так просто. У нее был невыносимый характер. Нахальная, с завышенной до небес самооценкой и, в довесок, глупая, как пробка. Как ляпнул однажды Аркаша ей то ли в шутку, то ли всерьез: «В тебя бы еще умные и светлые мысли запихнуть!».

– Война – мужское занятие. Главное, нас, женщин, в это пусть не впутывают, – с умным видом произнесла Василина свою очередную глупость. Я обернулась к ней и недовольно фыркнула, давая понять, что не оценила высказанную ей мысль.

– Всем спасибо, ребята, – заговорила учительница, – на сегодня все. Завтра на безделье не надейтесь.

– Людмила Петровна, можно вопрос? – выкрикнул Васька.

– Слушаю.

– Нам идти на казнь?

Учительница взяла влажную тряпку, повернулась к доске и стала медленно стирать выведенную мелом сегодняшнюю дату.

– Ребята, – начала она, не оборачиваясь, – подобное может пойти, как бы чудовищно это ни звучало, вам во благо. Я не могу сказать однозначно, что это вредно или опасно.

– Но это ведь ужас! – выкрикнула Василина.

– Ужас, – она повернулась к нам и оглядела каждого ученика в отдельности, – а я и не говорю, что увиденное вас не шокирует. Я говорю, что кто-то после казни может стать сильнее. Только еще раз повторю: надо основательно покопаться в себе и ясно понять, что это вам поможет.

– А если мы ошибемся?

– Если вы вдруг ошибетесь, то последствия будут печальными. Так что, если сомневаетесь, сидите дома.

Несмотря на то что казни до затишья проводились где-то раз в месяц, никто из нас их не видел. Только слышал по рассказам, видел по ошарашенным лицам возвращающихся с площади людей. Кирилл с Васькой хвастались, что им удалось попасть на площадь три года назад, но им никто не поверил. До четырнадцати лет нахождение на улице во время казни вообще запрещалось, и родителей, не усмотревших за своими отпрысками, крупно штрафовали. Когда ученики нашего класса стали по очереди отмечать четырнадцатилетие, казни стихли на целый год. Вплоть до сегодняшнего дня.

Когда ученики покинули класс, я подтолкнула Даню к учительскому столу, за которым заполняла журнал Людмила Петровна. Даня сдвинул брови, насупился и стал прятаться за моей спиной, смешно бормоча, что ему неловко. Людмила Петровна подняла на нас вопросительный взгляд. Я с укором посмотрела на Даню и подошла к учительнице.

– Людмила Петровна, мы хотим вас пригласить на ужин в эти выходные, – сказала я уверенно.

– Кто это мы?

– Я с Даней и наши родители.

Людмила Петровна посмотрела за мою спину, где поддакивал пораженный разрядом стеснительности Даник. Мило улыбнувшись, спустя мгновение раздумий она произнесла:

– Хорошо, я приду.

Мы вышли на улицу. Я сияла от счастья, представляя, как у нашей учительницы все сложится с дядей Никитой и мы будем часто проводить вечера вместе. Даник же в противовес мне погрузился в какие-то мрачные мысли.

– Ты не рад? – спросила я, рассматривая хмурое лицо друга.

– Чему? – растерянно спросил он.

– Что наша Люда будет с твоим папой?

– Во-первых, они просто поужинают, – ответил Даник сердито.

– Ах, это неважно, – подхваченная светлыми фантазиями о будущем, сказала я.

– Во-вторых, сейчас есть дела посерьезнее, – он холодно посмотрел на меня.

– Какие?

– Юля, ты пойдешь на казнь?

Я вмиг потускнела. Почему-то до этого вопроса, до этого взгляда Даника я даже не рассматривала вариант с походом на площадь, уверенная, что для меня он будет иметь печальные последствия, как сказала Людмила Петровна.

– А ты пойдешь?

– Да, – без раздумий ответил Даник.

Тогда он выглядел так мужественно, так великолепно, что я сразу произнесла:

– Я с тобой.

– Ты уверена?

– Я с тобой, – повторила я.

Даник даже не думал меня отговаривать.

– Хорошо. На площадь не пойдем. Пойдем на чердак многоэтажки, что чуть в стороне. Там хорошо все видно, но жутких деталей мы не различим.

Несмотря на ясный день, город был пуст. Серые потрескавшиеся стены домов выстраивали пустые коридоры улиц. Мартовское солнце отчаянно пыталось покрыть благоухающим светом угрюмый полуразваленный город. Голые прутья деревьев выстраивали деревянные решетки на пути к голубому небу. Природа только набиралась сил для первого весеннего вдоха. Прохладный ветер напоминал о совсем недавно ушедшей зиме.

Мы разошлись с Даней по домам, договорившись встретиться за час до прилета самолета. Дома мама усадила на коленки Славика и читала ему сказку, а брат тыкал пальчиком в картинки, узнавая знакомых героев. Папа еще утром ушел на работу и должен был вернуться не раньше вечера. Всех военных, не занятых в боевых действиях и охране территорий, созывали на площадь на каждую казнь. Они выстраивались в шеренгу и, как только подлетал самолет, прикладывали ладонь к виску, отдавая честь героям, погибающим за Родину у всех на глазах.