Лагерь

Я пообедала, переоделась и села на диван рядом с мамой и Славиком. Тут меня осенило, что мой поход с Даней на чердак не согласован с родителями. А ведь они совершенно точно против.

– Мама.

Мамочка перестала читать и посмотрела на меня.

– Я сегодня иду на казнь.

– Кто тебе такое сказал? – ее мягкий и напевный голос, которым она читала книгу, приобрел металлический отзвук.

– Сама решила.

– Ты с ума сошла. Никто никуда не идет.

– Я хочу быть там. С Даником.

– Он тоже идет?

– Да.

– Его отец знает?

– Нет. Дядя Никита уже на площади, скорее всего.

– Значит, и тебе, и Даниле я запрещаю даже думать об этом.

Мама говорила размеренно и твердо. Славик напряженно поглядывал то на маму, то на меня. Мамочка убрала книгу в сторону, сняла с колен брата и, встав передо мной, произнесла:

– Ты – ребенок и не должна все это видеть.

– Но по закону, – встряла я.

– Мне плевать на закон! – закричала она. – Слово матери для тебя должно быть законом!

Я представила, как Даник один сидит на чердаке и рыдает после увиденного, как его некому пожалеть. Отчаянная злость подступила к горлу:

– Значит, мне плевать на законы матери! – закричала я в ответ и выбежала из зала в свою комнату.

Хлопнув со всей силы дверью своей комнаты, я, не задумываясь, защелкнула замок, достала из сумки спортивную обувь и выпрыгнула из окна во двор. Словно подчиняясь какому-то зову, я мчалась по улицам к назначенному дому. Растрепанные волосы падали на лицо, развязавшийся шнурок на левой ноге норовил попасть под правую. Не останавливаясь, я неслась к чердаку, где меня никто, кроме Дани, бы не нашел. Ветхая, местами залатанная многоэтажка с треугольной темно-зеленой крышей стояла совсем рядом с площадью. Многие квартиры в ней пустовали – жизнь в малом одноэтажном доме в случае бомбежки кажется безопасней. Почти все жители ее переселились отсюда еще в первый год войны. Я вбежала в самый первый подъезд. Перепрыгивая сразу по две ступеньки, молнией пронеслась по лестнице и стояла у трухлявой деревянной двери, ведущей на чердак. Дверь оказалась не заперта. Рядом лежал огромный выломанный ржавый замок. Засовы издали противный протяжный писк, и мне открылась стандартная картина подобных заброшенных помещений: пыль, размашистая паутина над головой, мусор в виде пустых пакетов и бутылок, в углу кто-то давно спрятал шифер и другие стройматериалы, покрывшиеся со временем черными пятнами. Прямоугольник света вдали был тем окном на площадь, про которое говорил Даник. Я сделала шаг внутрь, и в нос ударил омерзительный запах сырости и гнили. Я стала пробираться к окну, стараясь не ступить в грязь и не попасться в разбросанные кругом нити паутины. Скрип каждого шага заставлял душу замирать. Внезапно я услышала дыхание. Чужое тяжелое чахоточное дыхание. Полумрак старого чердака старательно скрывал некоторые свои углы. Страх с каждой секундой все сильнее сковывал меня.

– Не бойся, – раздался справа от меня глухой слабый голос.

Я взвизгнула и отшатнулась в сторону. В углу я заметила едва различимый силуэт человека.

– Кто вы? – спросила я дрожащим голосом.

– Антон, – с трудом выговорил незнакомец и зашелся ужасным кашлем.

Почему-то, когда мужчина назвал свое имя, страх тотчас отхлынул от сердца, и я сделала шаг навстречу, чтобы получше разглядеть его.

– Не бойся, – вновь вымолвил незнакомец.

Я подошла еще ближе. Мужчина сидел в углу, опершись на стену. Обмотанный по несколько раз в оборванное тряпье, измазанный в саже и земле, с закатанными кверху усталыми глазами, он представлял собой удручающее зрелище.

– Кто вы? Что вы здесь делаете?

– Антон, – во второй раз повторил мужчина.

– Вам надо к врачу.

– Мне нельзя.

Я стала понимать, кого я встретила. Сбежавший два месяца назад пленник, солдат Державы. Тогда провели массовый досмотр вдоль и поперек всего города, но никого так и не отыскали. Солдат сильно исхудал за это время. Кожа на лице была туго натянута на череп, руки безжизненно свисали к полу, а тело билось от сильного жара. Я села на корточки напротив него.

– Я вас не выдам, – произнесла я.

– Спасибо, – он впервые посмотрел точно на меня.

– Как вы выжили здесь?

– Ко мне приходил человек из этого дома. Но его давно не было, – ответил солдат.

– Держите, – я протянула ему несколько оставшихся после обеда печений, что лежали в кармане кофты.

Тонкими пальцами он взял печенье и в знак благодарности улыбнулся. Солдат стал медленно поедать угощение. У него в животе сразу громко заурчало.

– Довольный, – сказал он, добавив: – Как тебя зовут?

– Юля, мне пятнадцать лет.

– Большая. Мне двадцать четыре.

Солдат съел все печенье, аккуратно вытер рукавом губы и, склонив голову на бок, стал засыпать.

– Теперь я буду к тебе приходить.

Он открыл глаза, но ничего не ответил. Его измученный взгляд сам сказал мне спасибо.

– Но тебе надо спрятаться на время, – выговорила я и только потом задумалась о сказанном.