Лагерь и литература. Свидетельства о ГУЛАГе

Ночь. За окном мрак. Только разве что зная ощущаешь 30‑метровую насыпь в 50 метрах. С грохотом, рассыпая снопы искр, проносится по мосту товарный поезд. Теплушка дымит маленькой трубой буржуйки. Едут призывники. Смотрят, наверное, на нас и думают: живут и здесь люди. Да, живет и здесь шалман – цыганский табор.

Годы впечатлений оставят свой след (ЧИ 64–65).

Несомненная удача – иметь возможность читать этот случайно обнаруженный текст, который попал в архив «Мемориала» и теперь опубликован Ириной Щербаковой, на фоне текстов жертв. Впрочем, едва ли можно назвать его текстом преступника. Чистяков не был чекистом, нести службу на стройке его отправили вопреки его воле: в этом он смысле он не типичный представитель стороны преступников. С точки зрения историка «Мемориала» Ирины Щербаковой дневник Чистякова – «одно из достоверных свидетельств, разоблачающих порочность сталинской системы принудительного труда»[430].

Несмотря на упомянутую апелляцию к читателям, адресата у дневника нет, он предназначен прежде всего для автора, который, ведя ежедневные записи, хотел таким образом разобраться в собственном положении и вызываемых им чувствах. Вне всякого сомнения, это отнюдь не чистый отчетно-информационный текст: отсутствуют точные описания работ, устройства и структуры лагеря, поскольку для пишущего эти сведения избыточны. В своих заметках о лагерной жизни Чистяков описывает систему изнутри, но не снаружи. У читателей, ставших адресатами волею случая, возникают вопросы об условиях на стройке БАМа. Удивляют многочисленность побегов и столь малый страх перед санкциями, что такие попытки предпринимались снова и снова. Удивительно это потому, что внедренная Френкелем на Соловках система, известная как «власть соловецкая», царила и в БАМлаге: она слыла самой суровой в ГУЛАГе[431]. Ежедневные записи прекращаются 17 октября 1937 года. Чистякова арестовали (чего он всегда боялся), но уже в 1941 году призвали в армию. В том же году он погиб на фронте в Тульской области[432].

Использованный Щербаковой предикат «достоверный» возвращает нас к проблеме аутентичности.