Лагерь Хауксбилль

В тот же вечер в конце ноября 1998 года Бернстейн в последний раз заглянул в квартиру Барретта. Хауксбилль тоже нанес еще один визит, только тремя месяцами позже.

– Вы слышали что-нибудь о Джеке? – спросил его Барретт.

– Джекоб, вот как он теперь себя называет. Джекоб Бернстейн.

– Ему всегда было ненавистно это имя. Он хранил это в тайне.

Хауксбилль улыбнулся:

– В этом-то и вся загвоздка. Когда я встретил его и назвал Джеком, он объяснил мне, что его имя Джекоб. Прозвучало это весьма резко.

– Я не виделся с ним после того ноябрьского вечера. Чем он теперь занимается?

– Вы что, ничего не слышали?

– Нет, – ответил Барретт, – что-нибудь такое, что мне следует знать?

– Пожалуй, – сказал Хауксбилль и издал тихий смешок. – У Джекоба теперь новая работа, и он, скорее всего, больше не станет общаться вне своей работы с лидерами Фронта. А по роду своей работы – возможно.

– Какова же эта его новая работа? – с тревогой в голосе спросил Барретт.

Хауксбилль, казалось, получал удовольствие, рассказывая об этом.

– Он теперь следователь в полиции правительства. Эта работа вполне соответствует его наклонностям, разве не так? Он, наверное, добьется выдающихся успехов в этом деле.

12

Рыбаки вернулись в лагерь чуть позже полудня. Барретт увидел, что ялик Рудигера до краев полон добычи, а Ханн, выходя на берег с руками, полными трилобитов, выглядел загорелым и очень довольным собой.

Барретт пошел посмотреть на улов. Рудигер был в прекрасном настроении и говорил без умолку. Он поднял какого-то ярко-красного рака, возможно, прапращура всех сваренных омаров, если не считать, что у него не было передней клешни, а там, где должен быть хвост, торчал зловещий трезубец.

Он был более полутора метров длиной и совершенно безобразный.

– Новые виды! – ликуя, прокричал Рудигер. – Ничего подобного нет ни в одном музее. Боже, как я хотел бы положить его в такое место, где его могли бы когда-нибудь найти. Может быть, на вершину какой-нибудь горы.

– Если бы его можно было найти, это давно бы сделали, – напомнил ему Барретт. – Какой-нибудь палеонтолог двадцатого столетия раскопал бы его и выставил на обозрение, и ты об этом бы знал, Мэл.

– Именно это меня и заинтересовало, – сказал Ханн. – Почему же никто там, наверху, не раскопал остатки лагеря «Хауксбилль»? Разве их не беспокоит, что какой-нибудь из прежних охотников за ископаемыми может найти их в кембрийских слоях и поднять шум на весь мир? Скажем, один из охотников за костями динозавров в девятнадцатом веке? Какой это было бы сенсацией, если бы в слое еще до динозавров нашлись хижины и человеческие кости?

Барретт покачал головой:

– Никто из палеонтологов с самого возникновения науки до закладки этого лагеря в 2005 году не раскопал его. Так это и вошло в анналы науки этого не произошло, так что нет причин для беспокойства. А если лагерь откопают после 2005 года, то всем уже известно о его существовании в кембрии. Так что здесь нет никакого парадокса.

– Кроме того, – грустно произнес Рудигер, – через миллиард лет эта скалистая гряда окажется на дне Атлантического океана, а поверх нее несколько километров осадочных пород. Нет никакой надежды, что нас найдут.

Или на то, что когда-нибудь оттуда, сверху кто-нибудь увидит этого молодца, которого я сегодня поймал. Я сам не позволю, чтобы это произошло, рассеку для изучения его анатомии. Для них он потерян.

– Но вы сожалеете о том, что этот вид так и останется неизвестным для науки, – сказал Ханн. – Для науки двадцать первого века.

– Конечно же, сожалею. Но разве я в этом виноват? Наука все-таки знает о существовании этого вида. Я представляю науку. Я ведущий палеонтолог этой эпохи. Но я не могу опубликовать сообщение о своей находке в профессиональном журнале. – Он нахмурился и побрел прочь, не выпуская из рук огромного красного рака.

Ханн и Барретт переглянулись. Это был естественный взаимный ответ на ворчливую вспышку Рудигера. Но тут же улыбка сошла с лица Барретта.

«…термиты… один хороший толчок… лечение…» – Что-нибудь не так? – спросил Ханн.

– Что?

– Вы как-то неожиданно поникли…

– Это дала о себе знать нога, – ответил Барретт. – Такое у меня нередко бывает, чтоб вы знали, Ханн. Вот так. Я могу помочь перенести этих зверей. Сегодня вечером у нас будет свежий суп из трилобитов.

Они начали подниматься по ступеням к лагерю. Неожиданно откуда-то сверху послышался дикий крик. Это кричал Квесада.

– Ловите его! Ловите его! Он мчится к вам!

Встревоженно задрав голову, Барретт увидел Брюса Вальдосто, который изо всех сил мчался вниз. Он был в чем мать родила, а за ним развивались лоскуты ткани, которыми он недавно был привязан к койке. Примерно в сотне метров выше него стоял Квесада, из носа которого текла кровь. Вид у него был поникший и ошеломленный.