Лагерь Хауксбилль

Барретт завершил обход и вновь оказался у главного входа. Латимер все еще стоял там на страже. К нему присоединился заспанный Квесада, лицо которого было покрыто шрамами и синяками после столкновения с Вальдосто.

Альтман, бледный и потрясенный стоял снаружи.

– Что здесь происходит? – спросил Квесада.

– Точно ничего не могу сказать, – ответил Барретт. – Дону и Неду взбрело в голову, что они видели, как Лью Ханн крутится возле темпорального оборудования. Я обошел все здание, но здесь его, скорее всего, нет, так что они, наверное, ошиблись. Я попросил бы, чтобы ты их обоих отвел в медпункт и сделал им уколы чего-нибудь успокаивающего, и тогда мы все попробуем пойти спать.

– Я повторяю тебе, – умоляюще произнес Латимер. – Я клянусь, что видел…

– Молчи! – Перебил его Альтман. – Слушайте! Слушайте! Что это за шум?

Барретт прислушался. Звук был чистый и громкий – шипение ионизации.

Такой звук раздавался при включении поля Хауксбилля. Барретта прошибло холодным потом.

– Поле включено, – шепнул он. – Видимо, сейчас мы получим какое-то снаряжение.

– В такой час? – спросил Латимер.

– Откуда нам знать, который час там, наверху? Все оставайтесь здесь.

Я пойду проверю Молот.

– Может, мне пойти с тобой? – осторожно предложил Квесада.

– Оставайся здесь! – громыхнул Барретт. Остановился, смутившись от собственной вспышки гнева. Нервы. Все нервы. Затем произнес более спокойным тоном: – Чтобы проверить, нужен только один из нас. Вы подождите. Я сейчас вернусь.

Не желая прислушиваться к дальнейшим разногласиям, Барретт повернулся и, хромая, пошел по коридору к помещению, где стоял Молот. Отворил дверь плечом и заглянул внутрь. Свет включать было не надо: интенсивное красное свечение поля Хауксбилля освещало все помещение.

Он остановился на пороге. Едва дыша, он не сводил глаз с Молота, следя за игрой световых бликов на его валах, силовых стержнях и разрядниках. Свечение поля постепенно меняло оттенок, переходя от бледно-розового к густо-карминовому, а затем стало распространяться все дальше и дальше, пока не охватило всю Наковальню. Прошло мгновение, показавшееся Барретту бесконечным. Затем прозвучал чудовищный хлопок, и из ниоткуда выпал Лью Ханн, да так и остался лежать на широкой платформе Наковальни, оправляясь после темпорального шока.

13

Барретта арестовали в один из погожих октябрьских дней 2006 года, когда листья пожелтели и стали хрупкими, воздух был чист и прозрачен, безоблачное небо, казалось, отражало всю красоту осени. В тот день он находился в Бостоне, так же как и десять лет назад, когда арестовали Джанет в его Нью-Йоркской квартире. Он шел по одной из центральных улиц на деловое свидание, когда двое молодых людей с встревоженными взглядами, в серых повседневных костюмах поравнялись с ним, метра три шли рядом, затем тесно зажали его между собой.

– Джеймс Эдвард Барретт? – спросил тот, что был слева.

– Верно. – Притворяться было не к чему.

– Извольте пройти с нами, – сказал тот же человек.

– И, пожалуйста, не сопротивляйтесь, – дополнил его напарник. – Так будет лучше для всех нас. Особенно для вас.

– Со мной у вас не будет никаких хлопот.

Их автомобиль стоял за углом. Не отпуская ни на миг, его провели к машине и усадили в нее. Когда закрыли двери, то не просто защелкнули замок, но еще включили дистанционную блокировку.

– Можно позвонить по телефону? – спросил Барретт.

– Извините, нельзя.

Агент, что сидел слева от него, достал демагнетизатор и быстро сделал неэффективным любое записывающее на магнитную ленту устройство, которое могло оказаться у Барретта. Агент, что сидел справа, проверил наличие у него аппаратуры связи, нашел телефон, вмонтированный за ухом, и ловко его снял. Они замкнули вокруг Барретта микроволновое сдерживающее поле, которое оставляло ему достаточную свободу движений, чтобы зевнуть или почесаться, но недостаточную, чтобы дотянуться до любого из сидевших рядом с ним. После этого машина отъехала от тротуара.

– Вот так, – вздохнув, произнес Барретт. – Я так долго ожидал этого, что мне начало казаться, что это никогда не случится.

– Рано или поздно, но случается всегда, – сказал агент, сидевший слева.

– Со всеми из вас, – добавил сидевший справа. – Только каждому свое время.

Время. Да. В восемьдесят пятом – восемьдесят седьмом годах, в первые годы движения сопротивления, юный Джим Барретт жил в постоянном ожидании ареста. Ареста или даже хуже – лазерный луч мог мелькнуть из ниоткуда и пронзить его череп. В те годы он видел, что новое правительство вездесуще и агрессивно, и понимал, что постоянно подвергает себя опасности. Но арестов было не так уж много, и со временем Барретт впал в противоположную крайность, надеясь в душе, что тайная полиция его не тронет. Он даже убедил себя в том, что они решили не досаждать ему, что его щадят преднамеренно, сохраняют как символ терпимости режима к инакомыслящим.