Лагерь Хауксбилль

Но в конце концов его одолела скука. Он устал от бесконечных погружений в ванну, от яркого света, от электронного зондирования, от подкожных вливаний, от внезапных вопросов, ему надоело видеть осунувшееся лицо Бернстейна, а передача дела в суд казалась единственным выходом из создавшегося тупика. И Барретт подписал признание, которое подсунул ему Бернстейн. Он представил список руководителей Фронта Национального Освобождения. Фамилии были вымышленными, и Бернстейн знал это, но был удовлетворен. Именно видимости капитуляции он и добивался.

– Суд состоится на следующей неделе, – объявил Бернстейн.

– Поздравляю, – сказал Барретт. – Ты мастерски поработал, чтобы сломить мой дух. Я потерпел полное поражения. Моя воля сломлена. Я сдался во всех отношениях. Ты преуспел в своей профессии, Джек.

Взгляд, которым удостоил его Джекоб Бернстейн, был сплошной серной кислотой.

В объявленное время начался суд. Не было ни присяжных, ни судебных поверенных. Перед пультом компьютера восседал правительственный чиновник.

Признание Барретта ввели в логические цепи машины. Устное заявление Барретт сделал прямо перед микрофоном, встроенным в пульт. В ходе судебной процедуры надо было обозначить дату поступления новых сведений по делу, и благодаря этому Барретт узнал, что было лето 2008 года. Он провел в предварительном заключении двадцать месяцев.

– Вердикт: виновен по всем пунктам обвинения. Джеймс Барретт, мы приговариваем вас к пожизненному заключению с отбыванием наказания в лагере «Хауксбилль».

– Где, где?

Ответа не последовало. Его увели.

Лагерь «Хауксбилль»? Что это такое? Похоже, что-то связанное с машиной времени.

Очень скоро Барретт получил ответ на свои вопросы.

Его привели в просторное помещение, наполненное невероятными машинами. В самом центре была расположена светящаяся металлическая платформа диаметром в шесть метров. Над ней, спускаясь с высокого потолка, висело скопление различной аппаратуры весом во много тонн, переплетение колоссальных поршней и силовых сердечников, похожих на готовое напасть доисторическое чудовище… или, может быть, на гигантский молот.

В помещении было полным-полно техников с сосредоточенными лицами, которые возились возле многочисленных пультов и информационных дисплеев. С Барреттом никто не разговаривал. Его запихнули на огромную, похожую на наковальню, платформу, расположенную под чудовищным молотом. Все вокруг него бурлило кипучей деятельностью. Не слишком ли много шума из-за одного сломленного политического заключенного, подумал он. Они что, именно сейчас собираются выслать его в лагерь «Хауксбилль»?

Помещение озарилось розоватым светом. Однако еще долгое время ничего не происходило. Барретт стоял терпеливо, чувствуя себя несколько глупо.

Затем прозвучал голос откуда-то снизу:

– Как калибровка?

– Прекрасно. Мы зашвырнем его ровно на миллиард лет назад.

– Погодите секунду! – завопил Барретт. – На миллиард лет…

На него никто не обращал никакого внимания. Он не мог пошевелиться.

Послышалось пронзительное завывание, ноздри его уловили какой-то незнакомый запах, а затем он почувствовал боль. Такой острой, такой разрушающей боли он не испытывал всю свою жизнь. Казалось, на него обрушился молот и расплющил его. У него потемнело в глазах. Он был нигде.

Он… …падал… …падал… …приземлился… …приподнялся оглушенный, весь в поту, ничего не понимающий.

Он был уже в другом помещении, но с таким же оборудованием, и вокруг были не суровые лица техников-исполнителей. Он узнал эти лица. Члены Фронта Национального Освобождения… люди, которых он не видел столько лет, люди, которые были арестованы и чье местонахождение было неизвестно.

Встречал его и Норман Плэйель со слезами на глазах.

– Джим… Джим Барретт… в конце концов и тебя тоже сослали сюда, Джим! Не спеши подниматься. У тебя темпоральный шок, но он скоро пройдет.

– Это лагерь «Хауксбилль»? – хрипло спросил Барретт.

– Это лагерь «Хауксбилль». Какой есть.

– Где он?

– Не где, Джим, а когда. Мы на миллиард лет в прошлом.

– Нет, нет. – Он стал трясти головой. Значит, все же машина Хауксбилля действует и слухи оказались правдой. Вот куда высылают самых закоренелых. – Джанет тоже здесь? – спросил он.

– Нет, – ответил Плэйель. – Здесь только мужчины. Двадцать-тридцать узников, как-то умудрившихся выжить.

Барретт едва верил в это. Но они помогли ему спуститься с Наковальни и повели показывать мир, в котором ему предстояло жить. Он смотрел на голые скалы вокруг, круто обрывающиеся к серому морю, на голый берег, и сознание того, что все это правда, обрушилось на него с еще более мучительной болью, чем Молот несколько минут назад.

14