Рой воспоминаний с ярким красно-рыжим оттенком. Та, кто никогда не унывает и всегда улыбается на людях, та, чьи шалости и энергия ничему не уступят, — сдалась бы она сейчас? Нет! Пушистые волосы, биение маленького сердечка и ясные синие глаза — бесенок в майке и шортиках, источник бесконечной радости. Ульяна, её голос тоже звучит внутри…
— Да скажу я всё, скажу.
— Гражданин начальник, не велите казнить, велите миловать.
— Так я и не одна гуляла!
— У тебя тут столько всего, смотри, начну к тебе бегать просто так, за сладким.
После этих воспоминаний свет стал ослепительным: дома, деревья — всё вспыхнуло, как сухие спички. По чешуе змеи, пригнувшей голову в тщетной попытке, защитить от огня глаза, пошли подпалины. Мир трещал, пожираемый очищающим огнем, домики разваливались, причал рухнул в кипящую и испаряющуюся воду. Где-то вдалеке слышны звуки лесного пожара, падающих деревьев. Огонь поглощал всё, всё пространство, всю тьму, сжигая во прах…
— Ос-с-тановис-с-ь, — яростно зашипела тварь, — ты и с-с-ебя убьеш-шь!
— Вот как ты заговорила? — такая легкость, полное ощущение того, что с этим призрачным миром сгорает мое темное прошлое.
И против одиночества — любовь…
Эти воспоминания, эти чувства, они — самые дорогие. Хулиганка снаружи, рыжий ангел внутри, такая нежная, ранимая, теплая, родная… янтарные глаза, улыбка, чуть ехидная, старающаяся скрыть за напускной бравадой всю чувственность души. Ласковые, но настойчивые, руки, податливые, но требовательные, губы, гладкая кожа, жаркое дыхание. Чудо, обретшее плоть и появившееся в этом мире. Твой голос, он тоже со мной, теперь он — часть меня, и, где бы я ни оказался, что бы со мной ни случилось… твой образ, со мной, Алиса.
— Алиса, — тихо прошептал я заветное имя, сорвавшись с губ, оно эхом прозвучало в умирающем мире.
— Это недоразумение конфет в столовой объелось.
— Да какая разница?
— А, Док, это ты, а я-то думала всё, писец котенку.
— Вот ты и попался, Док.
— Н-не останавливайся, прошу…
Свет стал белым, белоснежно-чистым. Взрыв, вспышка сверхновой, ослепительное сияние, всё вокруг исчезло, словно сдули черную краску из по недоразумению рассыпавшегося картриджа, словно сожгли черное полотно, на котором неумелый художник пытался передать все унылые краски мира. Свобода, сейчас и навсегда!
Остались только я и кошмар, зависшие в невесомости, лицом к лицу среди мириад появившихся из ниоткуда сияющих звезд и туманностей. Столб белого света, в котором я стоял, постепенно обретал форму, извивался, пока не обратился в…
Словно отражение в зеркале, он принял форму моего врага — абсолютная копия, сотканная из чистого света, с сияющими, как драгоценные камни, глазами и чешуей. И две противоположности рванулись, стремясь уничтожить друг друга. Столкнувшись, свет и тьма слились, черная змея, немыслимо изогнувшись, вцепилась в белую, повторившую маневр, со страшной точностью сомкнув клыки на противнике.
В тот миг реальность дрогнула, звезды вокруг замерцали, и обе рептилии начали исчезать.
Первой растворилась белая, и с её исчезновением вокруг сразу стало заметно темнее. Затем начали размываться контуры и черного кошмара, постепенно становясь всё прозрачнее и прозрачнее. Да уж, кого-то изрядно потрепало: чешуя висела ошметками, из-под полуприкрытых век смотрели тусклые глаза, из пасти вырывалось глубокое, но уставшее дыхание. Сквозь змеиное тело уже можно было разглядеть звезды, когда кошмар сказал ослабевшим голосом всего три слова. Резанувших страшнее клыков, страшнее пустоты, они перевернули мир с ног на голову. Три слова:
«Так держать, чувак…»
Комментарий к Лагерь у моря 36-37
Вычитано бетой.
========== Лагерь у моря 38-39 ==========
Пространство, огромное, свободное, вокруг — лишь вакуум да россыпь сверкающих звезд. Кто знает, реальное оно или только образ, возникший в утомленном сознании? В этом мире, лишенном привычного понятия пространства и времени, раздавались лишь два голоса.
«ТЫ?! — Я не мог поверить, я не хотел верить! — Это был ты, всё время! И куда подевался твой змеиный акцент?»
«За этот спектакль, прости, чувак. — Было заметно, как тяжело даются Шизе эти слова, я понимал, что кошмар, на деле оказавшийся моим альтер-Я, на последнем издыхании. — Это было необходимо.»
«Но зачем? — Я чувствовал не злость, скорее — опустошение, это как предательство, нет, даже хуже — это словно собственная рука вонзила нож в сердце! — Я верил тебе, считал другом, я, я дорожил общением с тобой!»