Лагерь у моря (СИ)

— Док, — жалобно мяукнула девушка, и сделала шаг в его сторону, босая ножка наступила на раскрытую книгу, забытую на полу.

Медленно, очень медленно, высокий мужчина повернул голову, и Юля увидела потухшие, лишенные былой жизни глаза. Они казались бездонными озерами, полными отчаяния и боли. Там, на самом дне, уже мелькали холодные осколки. Только сейчас, кошкодевочка заметила, что рука лежащей на кушетке была перебинтована, от локтя до самой кисти — белоснежный бинт с вкраплениями красного. Пятна крови…

— Что случилось, пока меня не было? — Юля еле могла говорить, зубы девочки стучали от холода, который пронизывал до самых костей.

— Киса? — голос Дока походил на механическую запись, никакой интонации, просто набор звуков. — Я дурак, киса. Думая, что заслуживаю счастья, я потянулся к нему…

Он погладил лицо лежащей девушки, на удивление спокойное, словно она просто спит. Из глаз человека безмолвно падали слезы, не долетая до пола, они превращались в морозную пыль. Никогда раньше Юля не видела, чтобы он плакал.

— И вот, что получилось, — воздух стал ещё холоднее. Окна затрещали, по стеклам ползли трещины и ледяные узоры.

— Док, давай выйдем отсюда, поговорим, может, я смогу чем-то помочь тебе? — Юля тщетно взывала, сама осознавая это. В глазах, смотревших на неё, почти не оставалось человеческого тепла, которое она так любила в нем. В разговор вмешалась третья сторона.

— Юля, это ты? Сделай что-нибудь! — Внезапно подал голос телефон, лежащий возле перевернутого стола. Из включенных динамиков зазвучали слова Виолы. — Док, не глупи, тебе уже присвоили красный код опасности, твоя аномалия выходит из-под контроля. Мы эвакуировали лагерь, и теперь ничто не связывает организации руки. Если потребуется, тебя устранят, как опасный элемент. Одумайся!

— Уходи, киса, — безжизненный голос внезапно наполнился таким теплом и любовью, что Юля резко перевела взгляд с телефона на кушетку. Док склонился над девочкой, поглаживая отливающие фиолетовым волосы. — Прожил в холоде всю жизнь, а когда нежный лучик тепла, приласкал меня, я не смог, его защитить. И всё, что остается в моих силах — это замуровать нас во льду, который я ненавижу…

Раздался звон — это лопнула последняя лампочка, и кабинет затопила темнота. Во мраке светились два холодных ярко-голубых глаза.

— Я не могу жить без неё, и не хочу возвращаться в бесконечный холод одиночества. — Док напоследок поцеловал бледные губы, на которые упали замерзшие слезинки. Обнял неподвижное тело, казавшееся неимоверно хрупким, в таких больших руках. И прошептал: — Прощай, киса. Беги. А мы останемся, и никогда больше не будем одиноки…

Сам воздух словно превратился в холодную воду. Человек засветился изнутри, и этот призрачный голубой свет нес погибель, как всему живому, так и своему хозяину. Юля стремительно развернулась и пустилась наутек, а холод преследовал её по пятам. Девушка плакала, в глубине души понимая, что уже ничем не поможет. А за её спиной беспощадный холодный поток покрывал всё толстым слоем вечного льда. Его безмолвной мощи было всё равно, что стоит на пути: стены и перила, мебель и стекло, бетон и сталь — всё замерзало… Лед сковывал в своих смертоносных объятиях всё, чтобы сохранить навеки.

Юля бежала вниз, не оглядываясь, она чувствовала, как за спиной трещит замерзающий мир. Гасли лампочки, ломались окна. Казалось, что лед плачет, замораживая всё на своем пути. Последним отчаянным прыжком девочка вырвалась из обреченного лагеря. Повернувшись, она с тихим стоном рухнула на землю, глядя, как вся территория лагеря, которую Док так любил, превратилась в большой сверкающий айсберг, в котором ещё угадывались очертания зданий, площадок, фонарей. Изнутри лед светился призрачным, холодно-голубым сиянием. Постепенно и оно начало гаснуть, темнота поглощала место, когда-то полное смеха и тепла, и вот уже не видно домов, дорожки пропадают с глаз, последний свет покинул лагерь, оставив в этом мире лишь холодную, темную, мертвую… толщу льда. С небес, медленно кружась, начал падать снег, воздух был сухим, отдав всю влагу аномалии, собравшей её.

Юля не помнила, когда ей последний раз было так плохо. Не видя ничего перед собой, она, шатаясь, брела в сторону леса, не обращая никакого внимания на подъехавшие машины, на людей в форме, носившихся с аппаратурой. Кто-то ковырял киркой лёд, но от твердого, как сталь, монолита не отскакивало ни кусочка. Они не видели её, и сейчас, в глубине души, девушка была этому рада.

— Он утратил контроль, — услышала Юля, когда проходила мимо девушки в халате, — удивительно, что Док смог сдерживать аномалию даже слетев с катушек. Только благодаря этому мы успели эвакуировать всех.

— Он всегда был способным, Ви, — ответил ей человек в форме, который, глядя в бинокль, тщетно пытался разглядеть, что творилось в километровой глыбе замерзшей воды. — Даже жалко терять такого.

— Кажется, ты был о нем не лучшего мнения, Кэп? — удивилась его собеседница. — Думала, только рад этому будешь.