Озеро теперь справа от них, прохладное и голубое. Еловый лес здесь гуще. Мейер паркует внедорожник перед серебристым трейлером, стоящим в роще.
– Где мы? – спрашивает Грант.
Голос Мейера снова смягчается.
– Заходи внутрь, разделим трапезу. У меня к тебе важный разговор. – Он протягивает Гранту фляжку. – Ну же, сделай мне одолжение.
Грант берет фляжку и пьет. Виски подтачивает его решимость.
– Хорошо. Но я не останусь надолго.
– Вот это настрой! – Мейер хлопает Гранта по спине и ведет в трейлер.
Внутри он жестом приглашает его устроиться в маленькой кухне-столовой. Собака идет за ним следом и скребет лапой дверцу шкафа в поисках съестного. С одной стороны трейлера располагается односпальная кровать со смятыми простынями, рядом – большой чертежный стол под маленьким окном. Воняет отхожим местом и мясом на грани тухлятины.
– Сколько вы тут живете? – спрашивает Грант, оглядывая запущенный дом на колесах.
– Несколько месяцев. Не самое удобное место обитания, но пока сойдет. – Мейер вытаскивает ножом из банки сочащийся персик и отправляет его в рот. – Знаешь, ты чем-то напоминаешь меня самого. Все эти бесполезные добродетели. Эта уолденская мораль. Когда я начал работать архитектором, мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас. И я думал, что смогу изменить мир. Но альтруизм угасал по мере того, как я становился старше и видел мир таким, какой он есть. А если бы я тебе сказал, что строил жилье для богатых, чтобы привилегированное меньшинство жило свободно от катастроф и страданий? Ты бы сидел сейчас в этом трейлере?
Грант раздраженно отворачивается:
– Не уверен. Может быть.
– Нет, тебя бы здесь не было, Грант. Я знаю о твоих книгах, о твоих мнимых радикальных наклонностях и о том, что случилось с твоей хорошенькой подружкой из рабочего класса. Я все это знаю и сочувствую.
От упоминания Джейн Гранту становится плохо. Он пристально смотрит на Мейера и произносит:
– Ничего вы не знаете.
– Слушай, я не должен тебе это объяснять. Книги, стихи и люди, стоящие шеренгой и жгущие флаг в знак протеста, не имеют ни малейшего значения, когда мы умираем от жажды, сгораем на солнце или тонем в море. День зеро приближается ко всем нам. Для одних он наступит раньше, чем для других, но он неумолимо надвигается, рубеж, за которым нас не станет. Это называется смерть, Грант. Единственная демократизирующая сила, что у нас осталась.
– Мне кажется, правильнее это называть неравенством, – рычит Грант.
– Нет-нет, ты ошибаешься. Ты все еще теряешься в дебрях риторики, которая здесь ничего не значит. – Мейер бросает нож на стол. – Хочу, чтобы ты посмотрел кое на что, пока я готовлю нам поесть. Может, тогда поймешь.
Пока Мейер помешивает фасоль в кастрюле на одноконфорочной плите, Грант просматривает стопку чертежей. Они гораздо подробней тех, что показывал ему Бригадир, на них прорисованы поселения за пределами периметра лагеря, глубже на север.
– Судя по плану, тут хватит места разместить небольшую страну, – замечает Грант, разглядывая вид сверху на группу поселений, разбросанных по бескрайней тундре. Всматривается в схему, на которой прорисованы концентрические сектора. – Похоже на Плавучий город.
– Присмотрись. Ты увидишь, что мое детище гораздо амбициознее Плавучего города.
Самое большое кольцо окрашено в зеленый цвет пастбищ и природного заповедника, окаймленного синими тонами района развлечений. В сердце чертежа блестит серебряный круг.
– Что находится в центре? – спрашивает Грант.
– Кампус, – отвечает Мейер. – Памятник обучению и приобретению знаний.
Он ставит на стол две исходящие паром миски и просит Гранта принести чертеж.
– Как думаешь, в чем самый большой недостаток Плавучего города?
– Граждане, – отвечает Грант. – Их техническая элитарность и полное отсутствие демократического прецедента.
– Согласен. Плавучий город изначально задумывался как место, где могут сосуществовать и создавать новое будущее люди из всех слоев общества. Но твой отец посчитал иначе. Именно он сказал мне, что город будет открыт лишь для тех, кто сможет купить в него вход.
Грант откладывает ложку:
– Откуда вы знаете моего отца?
– Ты и правда считаешь, что ты тут из-за блестящей диссертации? – вдруг повышает голос Мейер. – Когда «Гримли Корпорейшн» стала мажоритарным акционером, твой отец страстно возжелал встретиться с главным архитектором города. Это он рассказал мне о своем умном, не по годам развитом сыне. О тебе было так просто все узнать, Грант. Достаточно польстить родителям.
Грант мгновение смотрит на Мейера, и от лица отливает кровь. Конечно. Тот самый главный архитектор, на которого столько жаловался в работе отец. В то время Мейер подписывался инициалами, и Грант не сумел сразу провести параллель.
Мейер расплывается в такой редкой веселой, безудержной улыбке, обнажая верхний ряд кривых зубов.
– Мы почти исчерпали изначальный капитал, и надо двигаться дальше. Твоему отцу придется неплохо вложиться, но, я уверен, он поддержит любой проект, частью которого будет его сын.
– Вы сами по себе, Мейер. Я покидаю лагерь.