Лагерная учительница

— Помоги ему, дура! — указал парню Егоркин на лежавшего, а сам сел на нары дяди Степы.

Седой Барсук поднялся из-за стола, улыбаясь, и направился к Егоркину.

— Не унижай, не простит, — быстро шепнул дядя Степа.

Иван встал и пошел навстречу.

— Уважаю, уважаю! — улыбнулся Барсук, пожимая руку Егоркину.

— Я не хотел…

— Понимаю… Зови меня Леонидом Семеновичем. А ты кто?

— Иван… Студент.

III

Галя, прочитав записку мужа, не спала всю ночь, рыдала. Утром ее покачивало. Осунулась, глаза мертвые, круги под ними с желтизной. Стояла у зеркала, закрашивала круги, щеки, чтоб скрыть их матовый цвет, а душа ныла, ныла. Но как ни гримировалась, как ни старалась держать себя в руках, вести естественно на работе, техники заметили ее состояние, спрашивали, что случилось. Она отмахивалась: ничего страшного, старалась улыбаться. Но улыбка выходила мертвая. В коридоре ее встретила Люба и зашептала:

— Я все знаю!.. Я попробую тебе помочь. Будь вечером дома, приду не одна…

Галя обрадовалась. За любую соломинку готова была ухватиться, любой надежде рада. Даже не спросила, с кем придет Люба. В обеденный перерыв она ездила в тюрьму, узнала, когда можно передачу привезти. Теперь думала, что, может быть, надежду привезет.

А Люба добавила с сочувствием:

— Ты знаешь, кого он избил? Мамаша того, кому руку сломал, заместитель председателя райисполкома. Она за любимого сынка гору в пыль сотрет. Но она не так страшна. Отец хозяина квартиры, ему Иван челюсть свернул, директор ресторана, страшный человек! Да, влип Иван!.. Но ты не бойся, может, что сделаем…

Вечером Галя ужин приготовила, ждала. Услышала стук, бросилась к двери. Люба стояла рядом с Борисом. Улыбались. А Галя растерялась. Молча пропустила их в коридор.

— Вижу, не ожидала, — сказал Борис. — Разве Люба не предупредила, что со мной придет?

— Проходите, раз пришли… Какая разница теперь: предупреждала, не предупреждала, — сухо ответила Галя. Надежды рассеялись. Наоборот, тревога появилась. «Что ему нужно?»

— Я вижу, сердишься… Но я-то при чем? Шутили ребята, перегнули палку. Я бы ни за что не допустил, чтобы тебя обидели!

— По-твоему, меня не обидели?

— Да ты вспомни, смеялись ребята… Вошла бы в комнату, музыку послушали…

— Может, и на Ивана никто с ножом не бросался? — горько усмехнулась Галя.

— Когда?

— Все ясно… Этим ты мне хотела помочь? — с горькой же усмешкой взглянула Галя на Любу.

— Галечка, разве ты не помнишь? — воскликнул Борис. — Иван меня на пороге отрубил. Я ничего не видел. Может, и брался кто за нож? Я ничего не видел…

Галя вспомнила: действительно, в то время, когда на Ивана набросились с табуреткой и ножом, Борис лежал в коридоре.

— Ну, ладно, пошли чай пить? — вздохнула она.

— Это другое дело, — сказал Борис, и они пошли в кухню, расположились за столом.

Галя выставила еду.

— Зря вина не взяли, говорила тебе, — с сожалением взглянула Люба на Бориса.

— Зачем оно нужно, — отмахнулся он. — Чайку попьем.

За едой заговорили о Егоркине.

— Зачем же ты тогда написал, что я сама пришла к вам и что мы слушали музыку, а Ваня ворвался и бить вас стал? Вы же не пускали меня, измывались…

— Я написал? Куда?! — воскликнул Борис.

— В милицию.

— Откуда ты взяла? Что за глупость?

— В деле твое заявление есть. Следователь говорил…

— Деркач говорил?.. Он на пушку брал. Ни слова я не писал…

— В деле есть… Следователь показывал… — неуверенно и недоверчиво проговорила Галя.

— Не мог он показывать. Нет там ничего. Когда передадут дело в суд, назначат адвоката, спросишь, есть там мое заявление или нет… Если бы дело не попало к Деркачу, давно было бы уже закрыто. Он злой на тебя страшно! Ведь если бы не ты, Асю не выгнали из главных инженеров. Сорокину погнали бы… Теперь он мстить будет…

— А зачем же вы милицию вызвали? Знали ведь, виноваты, — недоверчиво расспрашивала Галя.

— Мы не собирались… «Скорая» заставила. Говорит, пока не вызовете милицию, не окажем помощи. Правила такие есть… Они думали, что мы перепились и передрались между собой. Врач и вызвал… А как к Деркачу попало, так и пошло…

Чайник зашумел, зафыркал. Запрыгала на нем, загремела крышка.

— Я заварю, — поднялся Борис.

— Я сама…

— Пусть он, — удержала ее Люба. — Он мастерски заваривает…

Галя достала заварку. И Борис стал готовить чай на тумбочке. Пока девчата разговаривали за столом, он потихоньку всыпал в чашки приготовленную заранее наркотическую смесь. Гале побольше, себе поменьше, а Любе совсем чуть-чуть. Подал на стол и сел на свое место.

— Я непременно схожу к следователю, поговорю, — продолжил он разговор, взяв чашку в руку. — Вы пейте, пейте, а то остынет… Нравится?

— Да. Ароматный почему-то…

— Секрет знаю, — засмеялся Борис. — Не скажу… Это мой секрет!

— А он сделает? — спросила Галя, имея в виду следователя.

— Думаю, все в порядке будет… Я его знаю хорошо. И с ребятами поговорю… Если надо, заявление напишем, чтоб дело закрыли. Мы ничего не имеем против…

— А тот… кому руку сломал?

— Он студент, — засмеялся Борис, радуясь тому, что Галя выпила всю чашку. — В институт и со сломанной рукой ездить можно!