Лагерная учительница

— Слышал, должно, легенда есть, что душа человеческая не умирает, а в какого-нибудь зверя переселяется и наоборот, — говорил Никитин. — Если это так, то мы с тобой волки, санитары леса. — Никитин обвел рукой вокруг себя. Я понял, что под лесом он разумеет всю нашу жизнь. — Волк благородное животное, сильное, смелое, решительное. Никого не боится. Лучше быть волком, чем зайцем или крысой. Наш полковник Лосев типичная крыса. Крыса из самых поганых… — сказал Никитин с огорчением. Я удивился, полковник Лосев скорее походил на лису, чем на крысу, но уточнять не стал, лишь кивнул, соглашаясь. Никитин знал его лучше. — Волк волка не тронет при любой голодухе, а крыса с удовольствием сожрет крысу… Поганое животное!

Бутылку мы допили потихоньку, и Никитин проводил меня до порога. Я был доволен разговором, доволен, что Никитин принял меня за своего, и благодарен был ему за хорошие слова обо мне. Жена его не показывалась, и я вообще забыл о ней, будто ее и не было. По дороге домой вспоминал разговор, думал с гордостью: да, мы волки, санитары, должны решительно очищать нашу жизнь от нечисти. Мне хотелось походить на Никитина, быть таким же подтянутым, молодцеватым, не сомневающимся ни в чем, быть уверенным, что все, что ни делаю я — хорошо!

Домой пришел в хорошем настроении, чувствуя себя сильным, уверенным, чмокнул Раю в щеку, подхватил на руки. Она у меня маленькая, легкая, пушинка. Раньше и до свадьбы и после я любил носить ее на руках. Когда квартиру купили, на руках занес по ступеням на наш седьмой этаж. Но давненько что-то я ее на руки не подхватывал. Вдохновения не было.

— Выпил? — спросила Рая, глядя на меня сверху. Видно было, что она довольна, что я снова взял ее на руки.

— У Никитина был.

— Чей-та?

— Мы мужика на машине сбили…

— Какого мужика?

Снова вспыхнуло в памяти, как мужчина переломился от удара и отлетел под дерево. Я о нем совсем забыл! Жив ли он? Чему же я радуюсь?

Я медленно спустил Раю на пол.

— Чепуха! — отмахнулся я от сбитого мужика. Я-то причем. Ни в чем мы не виноваты, глядеть надо куда идешь.

— Спьяну чудак один под машину сунулся. Стукнули маленько, а потом Никитин к себе позвал. Посидели немного, поговорили… Он хороший мужик, — начал я раздеваться, снимать куртку. — Даже не ожидал. Хорошо посидели.

— А жена у него кто?

— Знаешь, — вспомнил я наконец про его жену. — Странная она у него какая-то. Ни слова не произнесла. Собрала на стол, — шмыг в комнату и тишина! Будто ее и нет. Может, больная какая…

— Надо гвоздик прибить, вот сюда, — указала Рая на стену возле шкафа, — для дубинки твоей, видишь? — взяла она резиновую дубинку, которую я поставил в уголок, и прислонила к стене. — Хорошо, тут ее место.

— Правильно, — согласился я и снова подхватил жену на руки и понес на кухню. — Ох, скоро мы заживем, заживем, — уверено говорил я, любуясь, как прежде, смуглым лицом Раи, каким-то татарско-азиатским, может быть, из-за разреза глаз и широких скул.

5

Ехали на двух машинах. Молчали. Все уже обговорено, каждый знал, что делает. В такой операции я участвовал в первый раз. Возле дома одна машина отстала, а наша подъехала к подъезду под самый козырек, чтобы из окон не было видно нас. Мы быстро вышли из машины и сразу — в подъезд. Слышно было, как подкатила другая машина, и нас догнали еще два омоновца. Возле лифта осталось четверо, а мы с Никитиным побежали наверх по лестнице. Трехкомнатная квартира была на пятом этаже. Никитин бежал мягко. Только похрустывание песка слышалось под его ногами на давно немытой лестнице. Я тоже старался не топать, пружинить. Дом был шестнадцатиэтажный. Планировка и дома, и квартиры были нами изучены хорошо. Они были такими же как и в моем доме, только у меня была двухкомнатная квартира. Вход на этаж с лестницы вел через балкон на лифтовую площадку, а оттуда в коридор к дверям в квартиры. На балконе нам встретился невзрачный на вид паренек. Он быстро глянул на меня, на Никитина и вдруг пробурчал негромко: — Пять и две! — и пошел дальше. Казалось Никитин даже не взглянул на него, проскользнул в дверь к лифту. Там остановился. Слышно было, как шумел, поднимался лифт. Подъехали оставшиеся внизу омоновцы. Никитин первым осторожно шагнул в коридор, который был длинным и узким, с двумя бетонными выступами. За них можно было спрятаться во время стрельбы. Двери двух квартир с торцов напротив друг друга. Остальные восемь располагались вдоль коридора не напротив, а вразбежку. Это хорошо, начнется стрельба, соседи не пострадают.

Мы подошли к двери, остановились поодаль, прислушались. Обычная дверь, оббитая коричневым дерматином, с глазком. Шляпки гвоздей, когда-то блестящие, потускнели. Из соседней торцевой квартиры доносилась музыка, радио включено. А за нужной дверью слышен был отдаленный говор, спокойный. Женский смех раздался и писк: — Ай! — Потом возглас отдаленный: — Да не ту ставь! Надоел твой Джексон! Давай лучше наших! — Послышалась музыка. Запела Валерия.