Лайкни и подпишись

– Оль, – говорит Дашка примирительно, – мы же не в социализме живем, сейчас каждый сам за себя. Ты у нас добрая, но глупая, ты попыталась? – Оля кивает. – Все, что могла, сделала? – снова кивок. – Ну и чего ты еще от себя хочешь? Пойдешь гаишникам номера светить? Оль, успокойся, выпей еще чайку, а домой придешь – прими ванну: с пеной, с маслами, со свечами – все, что есть, в эту ванну бросай. Если есть дома цветы – обдирай лепестки и туда же! Музыку хорошую послушай, книжку почитай, маску из огурчиков сделай. Это я тебе как психолог сейчас говорю.

Оля вздыхает. Смотреть на Дашу почему-то тяжело и стыдно.

– Не могу я так, – честно говори она, – вот откуда, откуда этот треклятый мерседес взялся? Ну не родители его купили, а где мальчишка такие деньжищи взял? Даш, он же может…

– Так, стоп! – обрывает Даша Олю на полуслове. – Что он там может, а чего не может одному Богу известно. И не надо сразу думать о самом плохом. Может у него дед с бабкой богатые, дети непутевые, вот они во внука единственного и вкладывают. Вариантов, Оля масса, ты вот только себе не придумывай.

Олю Даша не убедила. Даша знает. По Олиному сердобольному лицу сразу видно – она не отступится. Даша вздыхает, отставляет заварничек, листья все рано свое уже отдали.

– Будь он наркоманом, например, ты бы, Оль, сразу поняла. У Никиты поведение ровное, характер не менялся, привычки тоже. Школу он не прогуливает, одноклассников не избегает, и они его тоже. Очень мало шансов, что он употребляет или торгует. На счет этого, Оль, можешь не беспокоится.

– Тогда откуда?

– Вот у него и спроси, – устало отрезает Даша, – я его к себе в кабинет за шкирку не потащу, это так не работает, он сам должен прийти. А пока не пришел – я бессильна. И ты тоже. Пусть ездит, пока не поймают.

– Или до первого ДТП, – заканчивает мысль Оля.

Глава 15 Оля

Сумерки, жидкие и податливые, текут у Оли меж пальцев. Синяя ночь капает с неба на крыши домов, на белый снег, на рыжие фонари, и от ее ледяной синевы они горят еще теплее.

Снег скрипит под подошвами Олиных сапог, и все это – будто впервые. Звезды этим вечером особенно яркие, краски – особенно глубокие и чистые. Сегодня Оля замечает то, что никогда не замечала. Голова ее легка – еще чуть-чуть и оторвется от плеч, и полетит воздушным шаром над городом, над Олиным домом, над мамой с Кирюшей, над Андреем и над Никитой Парфеновым. Все-все увидит и поймет, вот только будет уже ко всему безразлична.

Дашин чай что-то сделал с Олей. А может, она себе только внушила это, но и какая разница! Оля глядит на мир круглыми глазами ребенка – тени на снегу такие глубокие и холодные, а сам снег – как золотые горы, искрится рыжим и желтым в кружках фонарного света. Подъезды ершатся старыми объявлениями: купи, сниму, продам, бумажные корки лохматыми струпьями свисают со стен и дверей. Оля срывает не глядя два три номера, Оле хочется лететь. Она кружится, задрав голову к небу, зажмурив глаза и смеясь – и так хорошо в этот момент, так правильно и безразлично, и все хорошие, такие интересные, такие оправданные.

Оля заходит домой в одиннадцатом часу. В квартире темно и тихо, Кирюша уже спит, мама сидит на кухне, глазами провожает стрелку часов.

– Ты чего не спишь? – Оля улыбается. В этот момент она любит маму, совершенно отчетливо и так сильно, кажется, впервые за много лет.

– А как уснуть, Оль? Я думала все, не вернешься.

Оля смеется:

– Да куда же я пойду, если не вернусь?

–А никуда уже не пойдешь, – отвечает мама голосом, в котором нет эмоций, только спокойствие – монотонное, безразличное, какое бывает, когда все плохое уже случилось и нечего больше терять.

– Я гуляла, – поясняет Оля, как школьница, – на улице очень хорошо.

– Гуляла? А я вот Кирюше последнюю таблетку истолкла. Деньги-то твой ирод когда отдаст?

Оля садится на стул, пожимает плечами.

– Мам, иди спать, – говорит Оля тихо и ласково, – все наладится.

Мама качает головой, медленно тяжело поднимается:

– Наладится у нее, как же… Само оно, Оль, никогда не налаживается.

Оля включает свет, наливает кофе. Окно напротив тоже живо – светится во тьме лимонным светом. Оля лениво наблюдает, как ходят в окне люди, сегодня без бинокля и без ширмы тьмы, в открытую, как она есть – уставшая с кружкой кофе в свитере и домашних штанах, с пучком на голове вместо прически.

Одна фигура – мужская – вдруг замирает и, глядя, кажется, прямо на Олю, машет ей рукой: «Привет!».

Оля секунду сидит в нерешительности, затем медленно поднимает руку и робко машет в ответ: «Привет».

Глава 16 Витя

– Просто так ничего не бывает, я знаю, – тихо и осторожно ворчит Витя, пока Никита ключом открывает дверь от подвала.

Что он тут делает, и за что, в итоге, Никита собирается платить ему деньги, Витя не знает, но это первый раз в его жизни, когда кто-то, тем более такой популярный, любимый и учениками, и учителями Никита Парфенов завет его – Витю с собой. И нет, не что бы выкинуть какую-то пакость, не что бы над ним посмеяться – Витя видел по глазам, и взгляд человека, который замыслил подлость, Витя ни с чем в жизни не спутает.