От мысли, что бог сбежал из дома из-за людей, ему сразу стало тяжело на душе.
— Вот как… Значит, если мы разведемся, виноваты будут люди… — пробормотал Окунинуси-но-ками, быстро успокоившись.
— Эй, это не единственная причина! Если бы ты не изменял ей направо и налево, она не стала бы ревновать!
— А ведь нас почитали как символ счастливых отношений… люди уже не те, — Окунинуси-но-ками картинно приложил руку ко лбу.
— Не делай вид, что ни в чем не виноват! — сквозь зубы бросил Ёсихико.
До того, как стать лакеем, он нисколько не интересовался богами, поэтому испытывал сложные чувства, когда теперь ему раз за разом жаловались на то, что боги слабеют из-за людей. Он не мог в одиночку изменить мышление всех японцев. Чем же в таком случае он мог помочь Сусерибимэ? Впрочем, невозможным этот заказ показался ему еще тогда, когда она потребовала заставить Окунинуси-но-ками раскаяться.
— Вы уже… встречались с Сусерибимэ? — спросила Хонока, медленно поставив на стол чашку чая с молоком.
— Нет. Еще нет. Я слышал от Оотоси-но-ками, что она наверняка пошла к лакею, поэтому отправился искать лакея. Заодно подумал расспросить его о том, что произошло, — ответил Окунинуси-но-ками, повернувшись к Хоноке, и обольстительно улыбнулся ей. Поразительно, как резко менялись его манеры, если собеседником становилась девушка.
— Ну так спросил бы, а то тратишь время на то, чтобы в считанные секунды после встречи звать всех подряд замуж.
И кстати, почему бог не мог своими силами отыскать собственную жену? Ёсихико окинул Окунинуси-но-ками подозрительным взглядом, но тот ответил без тени смущения:
— Я случайно. Просто на глаза красавица попалась.
— Врешь ведь, что “случайно”!
Неужели этот бог и в самом деле самый обычный бабник?
Окунинуси-но-ками пропустил возглас Ёсихико мимо ушей, мягко взял Хоноку за руки и посмотрел ей в глаза:
— Я так рад, что мне удалось встретиться с лакеем.
— Эй! Лакей здесь я.
— Пожалуйста, проводите меня к ней.
— Ты меня вообще слушаешь?
С какой стати он обращался к лакею, не глядя на Ёсихико?
Неприятно удивленная Хонока освободила свои руки и спрятала их под стол. Лишь после этого Окунинуси-но-ками соизволил посмотреть на Ёсихико.
— Итак, в котором дворце остановилась моя супруга?
— У меня дома, — без промедления ответил Ёсихико.
С самого рождения он не имел никакого отношения к зданиям, которые принято называть “дворцами”.
— Э-э… в твоем доме?..
— Да. Она заночевала у меня в комнате.
— В твоей… комнате?
Сначала Окунинуси-но-ками ошарашенно вытаращил глаза. Потом бездумно уставился в потолок. Потом свесил голову. Потом закрыл лицо одной рукой, улыбнулся и начал содрогаться. Ёсихико вдруг ощутил на лице дуновение жаркого ветерка, почуял неладное и посмотрел на бога. Он увидел, что тело Окунинуси-но-ками источает серебристую плазму, брызгами разлетающуюся во все стороны.
— Я должен… кое-что спросить… — медленно проговорил Окунинуси-но-ками, не убирая ладони от лица.
В следующее мгновение он вдруг встал и схватил Ёсихико за грудки.
— Ты ведь не прикасался к моей жене, да-а-а-а?!
Окутавшая Окунинуси-но-ками плазма расплескалась и окутала Ёсихико с громоподобным звуком. Столкнувшись с чудовищным давлением, лакей воскликнул:
— Не прикасался! Мне бы духа не хватило прикоснуться! И вообще, уж кто-кто, а ты бы лучше промолчал!
Пока божественный покровитель Идзумо ругался с лакеем, одобренным высшими богами, Хонока снова взяла в руку чашку с чаем и повернулась к Когане.
— Боги все такие?..
Когане к тому времени вновь уставился в окно, словно надеясь сбежать от реальности. Когда он услышал вопрос, его уши дернулись.
— Быть такого не может… Не может… надеюсь… — протянул лис. В его голосе слышались нотки безнадежности.
Часть 3
Покинув забегаловку, вся компания направилась прямиком домой к Ёсихико. Там Окунинуси-но-ками встретился лицом к лицу с Сусерибимэ, которая, конечно же, вновь успела опустошить запасы пива. Правда, едва увидев мужа, женщина заперлась в комнате и на все слова отвечала одним только “проваливай”.
— Прости, что испортил тебе настроение, Сусери. Прошу, возвращайся со мной в Идзумо. Там мы снова заживем душа в душу, — уговаривал ее Окунинуси-но-ками, стоя у двери комнаты Ёсихико. — Не запирай себя в этой лачуге…
— Ну прости, что в лачуге живу, — огрызнулся Ёсихико, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. — По людским меркам это вполне обычный дом. Нечего сравнивать его с великим храмом Идзумо.
— Я помню время, когда наш храм был выше великого монастыря Нары. А потом люди решили все переделать и отобрали у храма великую лестницу. Вот негодяи, хоть бы нас спросили.
— Да плевать мне! И вообще, сделай с ней хоть что-нибудь!
Ёсихико не хотел слушать жалобы на реконструкцию храма. Его больше волновало то, что он не мог попасть к себе в комнату из-за обиды Сусерибимэ.
Чуть было не отвлекшийся Окунинуси-но-ками снова повернулся к двери.
— Сусери… до сих пор мы отлично ладили друг с другом. Почему же сейчас ты так злишься?
В ответ с другой стороны двери послышалось раздраженное:
— Внутри себя ответ поискать не хочешь, а?