Лахезис

Но тут его, видать, все же затащили куда-то, потому что хоть крики его мы еще слышали, но слова уже было не разобрать. А немного спустя к нам зашел Алексей Дмитриевич. Лицо у него все было красное и мокрое от пота.

— В общем, собирайтесь, ребята, — сказал он, с ненавистью глядя на портрет Дзержинского. — Домой поедете. Родители вас в коридоре ждут. Несколько дней дома посидите. Вроде как под домашним арестом.

— Пока вы его не поймаете? — спросил я.

Алексей Дмитриевич кивнул.

— А через сколько дней вы его поймаете?

— Скоро поймаем, — ответил Алексей Дмитриевич, и нам сразу стало как-то скучно, потому что под домашним арестом, чтобы в школу не ходить, мы готовы были сидеть аж до летних каникул.

Но оказалось, что Алексей Дмитриевич говорил чистую правду. Во второй вечер нашего с Фролычем домашнего ареста, когда мы играли у него в морской бой, в дверь позвонили, и Настя проводила Алексея Дмитриевича в кабинет к папаше Фролыча. Они там просидели не меньше часа, а потом я услышал, как появился мой батя и тоже зашел в кабинет.

Мы выглянули в коридор. Настя несла поднос с чайными чашками и печеньем.

— Там что, Настя? — спросил Фролыч.

— Не знаю, — ответила Настя сквозь зубы. — Чего-то разговаривают между собой. Вроде мирно.

Как оказалось потом, мирный разговор был вот про что. Сыщики по запомненному Фролычем номеру нашли фургон, в котором уехал убийца, и водитель назвал адрес, где он выгрузил пассажира и телевизор. Тогда сыщики стали аккуратно проверять квартиры, и в одной из них нашли тот самый телевизор. Но хозяин этой квартиры оказался вовсе не убийцей, а честным гражданином. Телевизор он купил у соседа, который поселился у них в подъезде примерно год назад. Услышав про соседа, сыщики пошли прямо к нему, но его дома не оказалось, а была только его жена, которая сказала сыщикам, чтобы они немедленно убирались вон, потому что муж ее служит в особо засекреченном КГБ и занят очень секретной и опасной работой — ловит всяких глубоко законспирированных шпионов империалистических разведок и разоблачает их коварные замыслы. А когда у нее спросили про телевизор, то она сказала, что телевизор ее муж на днях принес прямо с раскрытой им шпионской явки, вытащил оттуда секретный микроприбор и повез его в лабораторию в Казань, чтобы там разобрались со всеми шпионскими секретами.

Телевизор же он снес к соседу, потому что не хотел ее, свою жену, подвергать опасности, — оставшиеся еще на свободе шпионы вполне могли проследить как-то передвижения телевизора, и тогда ей было бы не сдобровать.

Арестовали ее после того, как Алексей Дмитриевич точно установил, что ни в каком КГБ ее муж не работал — ни в обычном, ни в засекреченном.

Потом уже открылось, что эта дура действительно верила, будто ее муж охотится за шпионами. Что початый флакон одеколона и старый детский свитер — это тайное шпионское оборудование. Что телевизор КВН передает радиосигналы, по которым его можно запеленговать. Но ее это от справедливого возмездия не спасло.

Из всех этих ее слов полезным оказалось, что убийца в Казани и через три дня должен вернуться. Сыщики разработали целый план, как его арестовывать, — даже несколько планов. Один из них состоял в том, чтобы брать его прямо на вокзале, как только выйдет из поезда. Но чтобы так сделать, нужен был кто-то знающий убийцу в лицо. Жену его на вокзал везти было рискованно, потому что она могла подать какой-нибудь условный знак, и тогда преступнику удалось бы скрыться. Пригодились бы соседи по дому, но тут была опасность, что преступник соседа заметит раньше, чем тот его, и опять же скроется, почуяв недоброе. А вот если бы родители согласились отпустить кого-то из нас двоих — меня или Фролыча, то тогда вполне могло бы получиться.

Мои родители от этого предложения Алексея Дмитриевича вполне предсказуемо отказались. Уж чего там он вкручивал родителям Фролыча, я не знаю, но они согласились, и в положенное время приехала за Фролычем машина и повезла его на Казанский вокзал. Как мне потом рассказал Фролыч, там прямо на платформе, к которой должен был подойти казанский поезд, стоял газетный киоск, и его туда очень ловко запихнули, так что никто этого и не заметил.

Этот киоск с трех сторон был стеклянным, а стекла заклеены бумагой, но не до самого прилавка, а немного выше, так что ему всю платформу было очень хорошо видно. Еще в киоске находился милицейский сотрудник, который сразу Фролычу сказал, чтобы он внимательно следил за толпой, которая повалит из поезда, но, заметив Мосгаза, не вздумал орать и махать руками, а спокойно указал бы ему на преступника. Он тогда его в киоске оставит одного, но чтобы он никуда не смел вылезать и не шумел — за ним придут и отвезут домой.

Поезд из Казани пришел вовремя, и сразу же на перроне стало многолюдно: целая толпа вывалила из вагонов и двинулась к выходу с платформы. Но киоск находился как раз у начала платформы, да еще носильщики оставили около него сразу две тележки, поэтому пройти можно было только совсем рядом с киоском и не больше, чем по три человека в ряд, а если большие чемоданы, то и по два.