Лаки Лючано: последний Великий Дон

У главарей мафии было немало причин ненавидеть Джона Кеннеди и его брата Роберта, который в то время занимал пост министра юстиции. В отличие от своих предшественников, Роберт Кеннеди, длительный срок проработавший в комиссии Маклеллана, имел немалый опыт борьбы с организованной преступностью. Свою деятельность в качестве министра он начал с того, что на десять лет упрятал в тюрьму большого профсоюзного босса, который активно участвовал в операциях по отмыванию денег мафии. В дальнейшем Роберт Кеннеди взялся за коза ностру более основательно. По утверждению известного американского писателя-документалиста Хэнка Мессика, он организовал серию громких судебных процессов, в результате чего за решеткой оказались 19 % людей из семейства Дженовезе, 23 % «кровных братьев» семейства Гамбино и 40 % «посвященных» семейства Луччезе. Прочие источники называют цифру — 2300 членов мафии. Бесспорно, Роберт Кеннеди установил своего рода рекорд, никогда более не повторенный правосудием США. Ведь общеизвестно, что суммарная численность всех 24 семейств коза ностры составляет пять тысяч человек. Также мафия была недовольна политикой президента Кеннеди в отношении Кубы. Между прочим, полковник Эдвардс не зря настаивал на встрече именно с Джанканой и Траффиканте. Эти двое главарей имели личные счеты с братьями Кеннеди, поскольку Роберт отдал, а Джон подписал распоряжение об их высылке с территории США как нежелательных элементов. Джанкана и Траффиканте выложили не один миллион долларов, чтобы вернуться в страну. Предложение полковника убрать президента под прикрытием ЦРУ оба босса встретили с восторгом[51]. С установлением прямого контакта необходимость в посреднике отпала. Но поскольку этот посредник никому не внушал доверия, старые боевые товарищи Мейер Лански, Карло Гамбино, Джо Бонанно, Джо Адонис и Томми Луччезе последний раз вместе собрались на сходку.

— Сначала попробуем отговорить Чарли от участия в съемках этого чертова фильма, — предложил Лански, — быть может, у него еще остались мозги в голове и нам не придется идти на крайности?

— Съемки необходимо запретить, — единодушно высказались боссы. Томми Эболи, гангстер из Нью-Джерси, удостоился чести передать Лаки решение Высшего Совета. Он вылетел в Неаполь первым рейсом, но вернулся ни с чем.

— Чарли сказал, что его личные дела никого не касаются, — сообщил Эболи ответ экс-короля.

— Тем хуже для него, — процедил Мейер Лански. Высший Совет вынес приговор единогласно.

…Утром 26 февраля 1962 года Лаки Лючано распорядился отвезти его в аэропорт Каподисино. При нем постоянно находился переодетый в штатское итальянский полицейский Чезаре Ресто. Итальянская полиция опасалась покушений на жизнь Лаки и тех осложнений, которые могли бы затем возникнуть. Однако он не довольствовался полицейской охраной и нанял телохранителей, на которых мог положиться. Мысли великого мафиозо занимала предстоящая встреча с продюсером Гошем, который должен был прилететь из Нью-Йорка с готовым к подписанию контрактом. Права на фильм за бешеные деньги выкупила одна из крупнейших американских кинокомпаний — «XX век Фокс».

С утра Лаки не находил себе места. Теперь, когда возвращение в Америку было делом нескольких дней, он страшно волновался и не мог спать по ночам. Его лицо еще более осунулось. Порок сердца, прогрессирующий от бессонницы, напоминал о себе режущей болью. Лаки принимал свои пилюли с интервалом в полтора часа. В то утро, перед выездом из Неаполя, он уже успел принять две. Обычно лекарство начинало действовать через несколько минут, но сегодня оно не приносило облегчения. Боль усиливалась, однако Лаки считал, что это просто от волнения и скоро пройдет. Когда в зале аэропорта объявили прибытие рейса из Нью-Йорка и вскоре появился улыбающийся Мартин Гош, Лаки Лючано судорожно хватал воздух ртом. Продюсер протянул ему руку, но гангстер внезапно потерял равновесие. Гош успел подхватить его.

— Пилюли, пилюли, — хрипел Лаки.

Мартин Гош поспешно достал из его кармана золотую табакерку и вытащил две желатиновые капсулы. Но Лаки отрицательно замотал головой. Он противился. Он не желал принимать свое лекарство. «Неужели яд? — с испугом подумал продюсер». Однако яд — это было бы слишком грубо и старомодно. В капсулах не было ни лекарства, ни яда, там оказалась обыкновенная вода…