Лакировка

Хамфри сидел в кабинете Фрэнка Брайерса в Скотленд-Ярде и ждал, когда он вернется. Это было самое новое здание Скотленд-Ярда на Виктории-стрит, как две кап­ли воды похожее на десятки других административных зданий и совершенно лишенное живописного своеобразия, с сожалением подумал Хамфри (он был уже в том возрасте, когда всякие перемены неприятны), отличавшего старинный дом на набережной, кото­рый в чисто английском духе по-прежнему назывался Новым Скотленд-Ярдом. Хамфри подошел к окну. Кабинет находился на верхнем этаже башенки, венчающей здание. Далеко внизу змеей изгибалась освещенная полоса Виктории-стрит. И Хамфри вновь недовольно подумал, что ее невозможно отличить от любой другой магистрали в любой другой столице. Но дальше, утешая глаз, виднелся циферблат Биг-Бена. Стрелки приб­лижались к девяти: Брайерс и его сотрудники работали до позднего вечера. За рекой низкие тучи клубились в ржаво-багряном зареве Лондона. У всех городов есть ночное свечение, но Хамфри казалось, что лондонское по сравнению с остальными сдвинуто гораздо дальше к красному концу спектра.

За дверью раздались быстрые шаги. Еще в дверях Брайерс сказал:

— Простите, что заставил вас ждать.

— Все в порядке?

Брайерс только что объяснял начальству свои дальнейшие планы. Он обладал прекрасным тактическим чутьем. Всегда полезно перестраховаться на случай неудачи, а в случае удачи у начальства будет ощущение, что тут есть и его заслуга.

— Вполне.

Он весь был подобран, весел, полон энергии.

Хамфри ждал. Брайерс пригласил его, по-видимому, для того, чтобы объяснить программу действий. Хотя после разговоров на прошлой неделе он ее, в сущности, уже знал. Теперь, когда все рассчитано, от него больше не может быть пользы — хотя и прежде ее было не так уж много. Он сказал тоном гостя:

— Прекрасный у вас кабинет!

Хамфри видел этот кабинет впервые — действительно великолепный, по офици­альным лондонским нормам предназначенный для чиновника высокого ранга: ковер, диван, окруженный креслами для неофициальных совещаний, длинный стол, окружен­ный стульями для официальных совещаний, бар, собственный туалет.

— Немножко мне не по чину.— Брайерс выпятил нижнюю губу.— Как я вам говорил — я ведь вам говорил? — мой предшественник гостит у ее величества (каторж­ная шуточка, подразумевающая тюрьму). Но не исключено, что в недалеком будущем меня могут и повысить. Так мне дали понять. Если только я не ляпну кляксу в свою тетрадочку.

Брайерс оценивал свою карьеру спокойно и трезво. И так же спокойно и трезво он заговорил о следствии. Он совещался с ребятами. Сейчас нужна твердость духа — без лишнего оптимизма, но и без пессимизма. На них все время жмут. Кое-какие газе­ты не оставляют их в покое. И кое-какие члены парламента. Горстка тори разглаголь­ствует о поддержании закона и порядка, двое-трое левых кричат об укрывательстве привилегированных лиц (намекая на Лоузби, но прямо его не называя).

— Со всех сторон!— При воспоминании об этих политиканах в голосе Брайерса в первый и последний раз за этот вечер появился яд.— Ну да это пусть,— добавил он, беря себя в руки.— Однако при прочих равных, пожалуй, стоит показать кое-какие наши карты.

— А равны ли прочие?— Хамфри подумал, что его прежняя работа при всем мно­жестве ее неудобств имела и одно преимущество: поскольку никто не знал, чем они занимаются, его фамилия за все время, пока он занимал свой пост, ни разу не была упомянута ни в прессе, ни в палате общин.

Брайерс сказал, что у них пока нет достаточных улик, чтобы предъявить доктору обвинение. С этим согласны и все его сотрудники и все верхи этажом ниже. Он указал на пол, но так, словно это был потолок. Кроме того, они все согласны, что шансы раздо­быть более веские улики очень невелики. Можно добиться от Нью-Йорка уточненных сведений о фонде леди Эшбрук, но это ничего не даст. Может случайно повезти. Так иногда бывает, но рассчитывать на это нельзя. Остается одно: ударить прямо по Перри­мену. Предъявить ему обвинение они не могут, но могут обратиться к нему за помощью в расследовании. Брайерс произнес эту ханжескую формулу с усмешкой: в молодости он часто слышал от Хамфри, что современный английский язык определяется выхола­щиванием смысла из слов. Его усмешка оставалась злой.

— Иногда они оказывают нам очень большую помощь!— Потом он сказал:— Вы согласны, что другого выхода нет?

— По-видимому.

— Он ведь представления не имеет, сколько мы теперь знаем. Можно будет хорошенько его встряхнуть. Это, конечно, потребует времени. Но другого выхода нет.

— Пожалуй.

... Брайерс говорил как следователь, всецело поглощенный своей задачей, но в то же время он щадил своего друга. Ему казалось, что Хамфри все еще что-то скрывает, но он предпочел не настаивать на прямом ответе. Лучше оставить это. И Хамфри понял. Но, кроме того, он начинал понимать, почему Брайерсу понадобилось увидеться с ним в этот вечер.