Лакировка

Кроме того, слежка за Гимсоном превратилась у него почти в манию. Чуть ли не каждый вечер до начала спектакля он прятался где-нибудь у его подъезда. И то, что он оказался там в ту июльскую ночь, вовсе не было случайным совпадением. Как только ребята это выяснили, сказал Брайерс, они взялись за дело всерьез. Он закатывал истерики и очень им не нравился. Они нажали посильнее. Подключились руководители группы — один раз в допросе принял участие сам Фрэнк. («Но я, соб­ственно, не требовался. Работала группа».) Довольно скоро они извлекли один факт. Дарбли видел, как Лоузби (которого он помнил с того времени, когда был с Гимсо­ном в мирных отношениях) вошел в тот вечер в подъезд. Около пяти часов, сказал он, что примерно совпадало со временем, которое назвали полиции Лоузби и Гимсон. Дарбли оставался на своем посту так долго, что чуть было не опоздал в театр. Лоузби еще не ушел.

Таким образом, его показания согласовывались с утверждением Лоузби, что он провел у Гимсона весь вечер и всю иочь. А также и все воскресенье, но это уже значения не имело.

Возможно, и по чистой случайности, заметил Фрэнк, но кто-то из ребят спро­сил Дарбли, а что он еще делал в тот вечер. Дарбли ответил, что это их совершенно не должно интересовать. Они сразу же проявили настойчивый интерес. Что он делал в тот вечер? Он потерял власть над собой и завизжал: «А что, по-вашему, делает ра­бочий сцены? Может, сами хотите попробовать?» Что еще он делал? Что еще? Что еще?

И Фрэнк и Хамфри знали технику такого допроса как свои пять пальцев. Один из допрашивающих повторял: «Звонили по телефону. Сколько раз?» Дарбли пришел в ярость. Сколько раз? Сколько раз он звонил о капитане Гимсоне? Понадобилось больше часа, чтобы Дарбли сознался, что он во время спектакля звонил из театра на квартиру Гимсона пять раз. Ему не понравилось, что туда заявился этот лорд Лоузби. Он спрашивал, дома ли капитан Гимсон. Какие слова он употреблял? «Какая разница! Они же знали, кто я! — визжал Дарбли.— Да, да, да!»

Кто брал трубку? Да, да! То один, то другой. Так друг у друга и вырывали? — сказали полицейские. А там два аппарата.

А после театра? Он опять звонил? Да, да, да! И не один раз? Да, да, да! До ка­кого часа? Он не помнил. До полуночи? Кажется. После полуночи? Да, да, да! Пока они не отключили телефон.

— На их месте,— заметил Хамфри,— я бы сделал это гораздо раньше.

Брайерс сказал, что спросил у них, почему они этого не сделали. Оказывает­ся, Гимсон ждал звонка матери.

— По правде сказать, довольно неожиданное подтверждение,—продолжал Хам­фри.— Но достаточно убедительное, верно?

— Да. Абсолютно. Кстати, я спросил у них, почему они мне сами не сказали. Это сэкономило бы нам много человеко-часов. Они ответили, что упоминали о теле­фонных звонках. Но, безусловно, о содержании их и не заикнулись. Не то бы мы быстро разобрались.

— Но почему они предпочли молчать?

— Это уж вы мне скажите. Вам эти люди лучше известны.

Позже Хамфри пришло в голову, что Лоузби при всем своем бесстыдстве, воз­можно, стыдился попасть в смешное положение. О том, когда Дарбли начал свою слежку, они с Гимсоном знать не могли и не догадывались, что она может оказаться для них полезной. Но в любом случае попасть в более смешное положение им было бы трудно.

— Надеюсь, вы объяснили им, что они вели себя, как полные идиоты, пытаясь что-то скрыть?

— Конечно.— Брайерс улыбнулся самой жесткой своей улыбкой.— И еще я ска­зал ему — Дугласу Гимсону,— что не стоит ему заводить приятелей вне своего круга. Больше шансов вляпаться в такую вот историю.— И снова в голосе Брайерса зазвучало раздражение.— Ну, с этим мы, во всяком случае, разобрались. Но кое в чем мы до­пустили промашку. И по моей вине, Хамфри. По моей вине.

Вот что угнетало его все утро, подумал Хамфри. Брайерс радовался успехам, но неудачи задевали его за живое, что, возможно, способствует эффективности, но не душевному покою.

— С этой, со Сьюзен. До чего-то мы, возможно, не докопались.

И тут Брайерс принялся сердито излагать ситуацию — сердито, но по-прежнему ясно и четко. На своей выдумке Сьюзен настаивать перестала: естественно, другого выбора у нее не было, сказал Брайерс. Теперь она заявляет, что просто перепутала даты. Брайерс, отнюдь не успокоившись, отвлекся, чтобы охарактеризовать поведе­ние Сьюзен. Теперь, когда она надежно прибрала Лоузби к рукам, сказал он, ей в высшей степени наплевать, где он провел ту ночь. Ее это совершенно не трогает.

Затем Брайерс вернулся к теме. В общем, они знают, сказал он, когда Сьюзен встретилась с Лоузби и согласилась обеспечить ему алиби. Где-то во второй полови­не дня в понедельник. Но ее выдумка обеспечила алиби и ей самой. Теперь от этой истории камня на камне не осталось. Только суть не в этом, сказал Брайерс и про­должал еще более зло: