— А важно, где наша барышня на самом деле была в субботу вечером. Беда в том, что мы могли что-то упустить. Нет ошибки хуже, чем сложить руки и думать, будто тебе известно все что нужно. И тем не менее люди раз за разом на этом попадаются. Мы продолжали копаться с Лоузби, но ее басню, в сущности, проглотили. То есть считали, что, во всяком случае, часть вечера она провела с ним. До тех пор, пока не разобрались с Гимсоном. Вина только моя.
— Ну а где же она была?
— Сложность в том, что и тут получаемся какая-то чепуха. Возможно, мы упустили шанс, что ее опознали бы. Но все выглядело настолько неправдоподобным, что мы не стали разбираться дальше.— Хотя Фрэнк Брайерс и винил только себя, говорил он так резко, словно разноса заслужил Хамфри, который был тут вовсе ни при чем.
— И что дальше? — У Хамфри был большой опыт в обращении с начальством, которое допустило промах.
— Возможно, был шанс, что ее опознали бы. Но слишком маловероятный, чтобы отнестись к нему серьезно. Квартиры в проходном дворе за садом старухи — один жилец упомянул, что они с женой пошли поужинать в ресторан и видели во дворе какую-то девушку. В субботу вечером около восьми. Вернулись они что-то между половиной одиннадцатого и одиннадцатью — точно не помнили. Девушка — им показалось, что та же самая,— все еще там расхаживала. Особого внимания они на нее не обратили. Средний рост, одета модно, в брюках — по такому описанию только и искать! Со Сьюзен они незнакомы и даже не слышали о ее существовании. Нет, почему в Лондоне никто никого не знает? Фотографии — да-да, может быть, и она, а может быть, и не она. Кстати, ребята ее об этом спрашивали. Но она только засмеялась. Тогда еще она повторяла свою первоначальную версию, только без Лоузби. Не могла же она спать в квартире, которой они с Лоузби иногда пользовались... Это, между прочим, правда, она всегда подкрепляет свои басенки фактами — не могла же она спать там и одновременно расхаживать по проходному двору, верно? Ну, тогда казалось, что этим заниматься не стоит. А теперь уже поздно. Если они тогда ничего не разглядели, то через два месяца и подавно.
— Это же не слишком правдоподобно.
— Спасибо за объяснение.
— Если она чего-то ждала там несколько часов, то в дом явно не входила...
— Мы и сами до этого додумались.
Хамфри ответил на эту шпильку легкой улыбкой:
— Следовательно, можно с достаточной уверенностью считать, что прямо она не замешана. Никто не станет после убийства часами прогуливаться рядом с домом. Разве что сумасшедший.
— Ну, она понормальнее вас. До этого мы тоже кое-как додумались.
— Да, не слишком правдоподобно. И уж конечно, маловероятно, чтобы эта девушка дожидалась, пока не вернется мужчина, живущий в какой-то из квартир.
— Нам тоже так показалось.
— Если каким-то чудом,— задумчиво продолжал Хамфри,— это действительно была Сьюзен, не исключено, что она знала, кто был в доме. Или думала, что знает.
— Учите лягушку плавать?
Это было сказано уже почти добродушно. Потом Фрэнк спросил:
— Вы считаете, что это была она?
— Если это была она,— ответил Хамфри,— она должна была заметить кого-то или что-то.
Именно Фрэнк, более цепкий, чем Хамфри, распознал еще одну возможность, которую в то утро заслоняло многое другое. Он подхватил:
— Если она кого-то видела, мы сможем наверстать упущенное время. А упущено его уже достаточно. Конечно, придется на нее нажать.
— А она станет говорить?
— Стать-то станет. Но вот будет ли она говорить правду — вопрос другой.
29
Все в том же промозглом октябре, два дня спустя после посещения морга, Хамфри услышал у себя на лестнице быстрые шаги. Эти шаги он узнал бы где угодно. Кейт не предупредила его, что придет. Был ранний вечер: значит, она только что вернулась из больницы. Войдя в комнату, она поцеловала его и быстро заговорила, точно отрепетировала эти слова и не хотела, чтобы он ее перебил:
— Я по-прежнему не могу пойти на все, чего вы хотите. Я не хочу, чтобы вы неправильно истолковали мой приход. Но ждать без конца — это бессмысленно. Если не все, то хотя бы часть.
Она не притворялась, не оправдывалась, не искала опоры в выдумках. Хамфри растерялся. Обычное спокойствие покинуло его. Молча, обнявшись, они прошли в спальню. Разделись. Словно давно уже были мужем и женой.
И плоть была добра к ним.
Потом, лежа в его объятиях с помолодевшим лицом, Кейт шепнула:
— Как хорошо! Всегда. Всегда, когда захочешь.
По стеклам хлестал дождь. Сгущалась ночная темнота. В такую ночь хочется искать приюта в постели. Кейт блаженно вздохнула. Потом чмокнула его в щеку и сверкнула на него своей непочтительной ухмылкой.
— Я все время гадала, когда же ты наконец решишься,— сказала она.
Он высвободил руку и шлепнул ее. Плоть была такой же непочтительной, как она. Плоть была добра к ним.
Уютные минуты в полумраке, перестук капель по стеклу. Постельная болтовня. Она сказала:
— Я хотела бы поговорить с тобой.
Он приподнялся, но она сказала:
— Нет, сперва оденемся. Я не хочу, чтобы мы отвлекались. И, пожалуй, прежде выпьем, ладно?