Жизнь в обмен на жизнь… Таковым было условие богини, на которое я добровольно согласилась несколько лет назад. Потом попросила Темную Тель стереть мне воспоминания о мире Бездны, о самой богине и нашей с ней сделке. Если богиня и даровала мне несколько лет жизни, то тогда мне казалось хорошей идеей, если я буду проживать эти годы в неведении.
Перед глазами возник образ Маргариты. Она улыбалась, и мне не хотелось, чтобы улыбка сходила с лица сестры. Даже сейчас на краю пропасти я не жалела о сделанном.
По щекам крупными горошинами потекли слезы, и сердце стало болезненно кровоточить.
Я хотела жить.
Я очень хотела жить.
И от этого безумного желания у меня становилось горячо в груди, как будто туда ливанули кипятка. Комок света всколыхнулся, отбрасывая яркие искры на снег. И тот стал таять, а потом я ощутила под босыми ногами мокрую от растаявшего снега почву.
— Ти-и-ише, дитя, ти-и-ише… — глумилась богиня. — Мне не нужна твоя жизнь.
Я чуть не захлебнулась слезами и удивленно уставилась на прекрасную и одновременно вселяющую смертельный страх богиню.
— Почему? Неужели вы хотите забрать сестру? — спросила я.
— Нет, нет, дитя, — Темная Тель повела пальцем в воздухе.
Мираж богини стал рассеиваться, а ее тонкий, как нить паука, голос запел в моей голове:
'Девственный снег в зрелую луну
Очистит душу твою
И вознесет ее к небесам.
Две судьбы сплетутся в одну,
Монстр соединится с человеком,
Правда прольется на грешную землю,
И Мать не сможет спасти никого,
Ибо не подвластна ей сила Льда,
А на рассвете ночи Смерть заберет
Две души —
Воплощенные звонить в колокола.'
Песня богини затихла, и Темная Тель разлетелась сизым пеплом.
Я смотрела, как ветер уносит хлопья пепла, и думала о словах песни, о том, что они могли означать, а потом ощутила резкий взрыв внутри грудной клетки.
***
Я распахнула глаза и судорожно задышала, будто меня как утопленника вытащили на берег, и теперь я глотала воздух большим порциями. Не могла насытиться им.
Вскоре дыхание пришло в норму, и я оценила ситуацию.
Я, обнаженная и укрытая тонкой простыней, лежала на постели. Из клетки на меня смотрел Юрка, а рыжая питомица, свернувшись калачиком, лежала на покрывале под моим боком и тихо спала. Сон у Маргошки всегда был крепким, этим она напоминала мне папу.
За окном зарождался рассвет, окрашивая городские высотки в золотые оттенки. У линии горизонта небо было ярко-оранжевым, как будто там разгоралось жаркое пламя, и этот огонь постепенно перерастал в бесконечную синеву. Темно-серые облака были разбросаны по небосклону, придавая ему глубины и фантастичности. Казалось, в тучах более не осталось влаги, и они словно побежденное войско медленно отступали.
Дверь в комнату была нараспашку, и я услышала торопливые шаги, а потом в ее проеме появилась сестра. Волосы Маргариты находились в беспорядке, халат, подвязанный поясом, набекрень, выражение лица злючее, невыспавшееся, и только в глазах плескалась радость.
— Ну наконец-то ты проснулась! Заставила меня волноваться. Я места себе не находила, и только под утро смогла заснуть, — запричитала сестра и присела на край кровати. Ее ладони легли на мои щеки. Она посмотрела строго и спросила: — Как себя чувствуешь?
— Жива, — ответила я и улыбнулась. Прикосновение ее рук было теплым и очень приятным.