Остальных работников профессор разослал по домам, а приют закрыл. В небольшой кухонке для работников сейчас находились только мы вдвоем. Мое сердце трепетно билось в груди, выдавая чувство легкого страха.
Я не могла представить, что со мной сделает профессор. Очевидно, что к пропаже зверя была причастна я, правда признаваться не собиралась хоть под дулом пистолета. Господин Змеев был по-настоящему зол, и это наводило на мысль, что зверь, которого я освободила вчера ночью, был очень важен для профессора. Только вот причина мне была не известна.
Я осторожно взяла вторую стопку со стола и медленно подняла ее вверх.
— То-то же, — протянул господин Змеев. — А теперь пей.
Я поматала головой.
— Пей, говорю! — профессор ударил кулаком по столу, расплескивая остатки медовицы из своей стопки, которую держал поднятой в другой руке. Медовуха пролилась не только на стол, но и на его белоснежный халат, оставив на нем мокрые пятна.
Мне было страшно. Я не имела понятия, на что способен господин Змеев.
Однако на его глупую провокацию не собиралась поддаваться. Поэтому я все же опустила стопку обратно на стол и посмотрела на профессора. У того со лба скатилась капля пота, а ноздри тонкого крючковатого носа раздулись.
Настольная лампа забарахлила и свет на кухне замигал, пока вовсе не погас, погружая помещение в темноту. И в этой пугающей черноте за силуэтом господина Змеева я разглядела костлявые крылья птицы. Темный аран!
Подскочив со стула я подбежала к стене и ударила по выключателю. В следующий миг кухня была ярко освещена потолочными лампами, а силуэт костлявых крыльев исчез. За столом, сгорбившись как столетний старик, сидел профессор и смотрел на меня из-под седых косматых бровей.
— Ну что, довольна? — спросил он и устало вздохнул. — Садись, расскажу тебе одну историю.
Я недоверчиво посмотрела на профессора, у которого вдруг появилось терпение и который ладонью указывал мне на стул.
Сердце продолжало метаться в грудной клетке подобно испуганной птахе, но интуиция шептала, что бояться нечего. И почему-то у моей интуиции был голос темной богини. Неужели Тельтель присматривает за мной? Нет-нет, кажется я просто не выспалась.
Кивнув, я медленно опустилась на стул и сказала:
— Я слушаю вас, профессор.
Господин Змеев выудил из переднего кармана халата свои очки и надел их.
— Ты очень похожа на свою мать, — произнес он. В его голосе было столько грусти и невысказанной боли, что у меня кольнуло в груди. Профессор продолжил: — Когда Эрика зажигалась идеей, то превращалась в самый настоящий ураган. Она прибегала к разным методам, иногда даже к очень неординарным и, признаться, смертельно опасным. Но Эрику это ничуть не останавливало. Наоборот, разжигало в ней творческий огонь, так сказать. — Профессор улыбнулся. В его глазах загорелись искры давно позабытой радости.
Истории о своей пропавшей маме я могла слушать часами, но не сейчас. Слишком устала, и было много нерешенных и очень важных дел, как например, покормить своих питомцев, которые не видели меня более суток, или, допустим, кинуться на поиски съемной квартиры, потому что после событий вчерашней ночи я больше не могла оставаться у Маргариты.
— Простите, профессор, — обратилась я к господину Змееву, погрузившемуся в воспоминания. Тот молча сидел и отрешенно улыбался, но, услышав мое обращение, поднял задумчивый взгляд с рюмки, которую вертел в руках, на меня. Его улыбка увяла, а лицо вновь обрело серый оттенок. Я спросила: — О чем вы хотели поговорить? Если это из-за моего опоздания, то я еще раз прошу прощения, такого больше не повторится. Хотя, если произойдет какой-то форс мажор, то я не могу…
Профессор стрельнул в меня убийственным взглядом, и я тут же закрыла рот.
— Знаете, мисс Радова, — сказал он и поставил рюмку на стол. — В этом вы тоже похожи на вашу мать. Думаете только о себе и делаете лишь то, что вам хочется, не заботясь о других.
— Моя мама никогда не была такой! — разозлилась я и подскочила со стула. — Кем вы себя возомнили, чтобы в таком тоне говорить о моей маме⁈
Профессор усмехнулся.
— Спроси у своего отца. Это не моя тайна. — Ответил он и махнул на дверь. — Можешь идти.
— Но…
— Никаких «но». Разговор окончен.
Взгляд профессора изменился. Он стал холоднее льда и острее лезвия ножа. А за его спиной вновь выросли костлявые крылья.
Сердце стукнулось о ребра и вновь забарабанило в груди. Я сглотнула, медленно повернулась и зашагала к выходу. Как только мои пальцы сжали холодную ручку двери, профессор бросил мне в спину:
— В следующий раз перед тем, как решишь освободить фиара, подумай о том, что каждый поступок запускает реакцию. Сейчас отдуваться придется мне. Но однажды меня не будет рядом, как не стало твоей матери.
Я не оборачивалась. А когда профессор замолчал, я вылетела в коридор.
Меня по неизвестной причине распирало чувство дикой злости и обиды. Переполняющей злости и обиды на весь мир.