Лакомый кусочек

— Уже не боитесь? — спросила я. — Вот так, на глазах у всех?

Она покачала головой и решительно ответила:

— Надоело. Сегодня я хочу наконец-то быть самой собой.

Она кивнула мне и решительно направилась к своему возлюбленному под перекрестным огнем любопытных и недобрых взглядов.

* * *

Кто-то тихонько тронул меня за плечо. Я обернулась и, к собственному удивлению, увидела Илюшу.

— Здравствуйте, Таня, — сказал он своим тонким голосочком. — Соня сказала, я смогу вас здесь найти. А я кое-что вспомнил.

Я его недооценила. Он все-таки решил помочь. И даже нашел способ пробраться сюда.

— Хорошо, — кивнула я, — только давайте выйдем, чтобы не привлекать ничьих взглядов.

Он кивнул, хотя на какой-то момент мне показалось, что его мысли заняты чем-то другим. Он напряженно смотрел в сторону, где стоял Сечник. Больше там не было никого, способного привлечь внимание. Только обслуга гостиницы. Однако он смотрел взглядом человека, силящегося что-то припомнить.

Видимо, мысль от него ускользнула, он встряхнул маленькой головой и сказал:

— Странно. До чего знакомое лицо…

— Здесь все лица до отвращения знакомы… — мрачно констатировала я. — Пойдем?

Он кивнул, все еще пытаясь что-то вспомнить.

Мы присели на скамейку перед гостиницей, он закурил и печально усмехнулся:

— Знаете, Таня, как смешно — мама, когда узнала, что я курю, сказала: «Илюша, ты никогда не вырастешь…» Правда, смешно?

Мне смешно не было, но я из вежливости кивнула.

— Мало, но, может быть, это вам поможет. Мангалиева действительно хотел использовать Елисеев и даже приходил к нему с неким человеком, Мангалиев подумал, что это елисеевский дядя, потому что Елисеев его так называл: «дядя… то ли Жора, то ли Юра». Мангалиев точно не запомнил. Цены они такие заломили, что Мангалиев их послал…

Так. Я мысленно поблагодарила Господа за Мангалиева. Может, Господу Мангалиев вовсе не нравился, но что-то начинало склеиваться.

— Это еще не все. Этот самый дядя неделю назад нашел Мангалиева и купил у него героин. Описать он его не может — очень размытые черты, да и для восточных людей европейцы все на одно лицо. Но если вам это поможет…

— Поможет, — заверила я его, — обязательно поблагодарите Мангалиева.

— Нет, — сказал он, — я Мангалиева благодарить не буду. Он плохо относится к сыщикам.

— Как же вы это узнали? — удивилась я.

— Просто сказал Мангалиеву, — пожал он плечами, — что Елисеев был мне должен за порцию, которую брал для друга. Стали вспоминать, кто мог быть этим другом.

— Вам бы, Илюша, в сыске работать, — восхитилась я им.

— Нет, у меня память плохая… — сокрушенно признался он. — Вроде помню, что где-то встречал человека и что почему-то это важно, а вспомнить, где и когда, не могу.

— Илюша, а можно вас попросить об одной вещи?

— Конечно, — кивнул он.

Я написала ему свой номер телефона и сказала:

— Если вдруг Мангалиев вспомнит имя, вы мне позвоните?

Он кивнул. Спрятал номер в карман.

— Кстати, — улыбнулся он, — хотите взглянуть на мою возлюбленную?

Он, не дожидаясь ответа, протянул мне медальон. С маленькой фотографии на меня смотрело миленькое личико молоденькой лилипутки.

— Правда, хорошенькая? — гордо спросил он.

— Да, — кивнула я, — очень…

Он поцеловал медальон.

— Моя Лилечка… — прошептал он.

Потом опять принял серьезный вид, настороженно посмотрел, не смеюсь ли я. Это было трогательно. Слава богу, я не из идиотов, смеющихся над любым фактом, не отвечающим их пониманию.

Он благодарно улыбнулся.

— Спасибо, — тихо сказал он.

— Это вам — спасибо, — удивилась я, — мне-то за что?

— Вы, Танечка, первая, кто отнесся ко мне по-человечески, — сказал он и, буркнув «до свидания», пошел прочь, как бы засмущавшись своих чувств, от которых так долго себя отучал.

Я смотрела ему вслед, и, честное слово, мне казалось, что это уходит ребенок. Обиженный, настороженный и очень несчастный.

Мысленно я пожелала им с Лилей счастья. В конце концов, не мне судить, чем он зарабатывает на хлеб. Судить-то вообще Божие дело.

* * *

Вернулась я в полумрак поминовений Елисеева неохотно. Изрядно поднабравшиеся звезды распевали песни Елисеева, а Виктория, Александр и Сечник куда-то пропали.

Катя просветила меня, что все трое ушли сразу после меня. Виктория удалилась в обществе Александра, а Игорь Сергеевич строго индивидуально. То ли я была увлечена беседой, то ли они разбрелись по номерам, но я их упустила.

Я попробовала позвонить в места их обитания, но никто мне не ответил.

Делать здесь стало нечего. Никто из звезд откровенничать со мной не собирался. Мое рабочее время, хотя и не было нормировано профсоюзами, тем не менее, судя по усталости, подошло к концу. Хорошо, что на этот раз моя машина ожидала меня во дворе. Гулять по темным улицам вовсе не хотелось.

Я не могла отделаться от мысли, что кто-то за мной следил. Кто? Сечник? Виктория? Александр? Или «мистер икс»?

Скажем так — дядя «Жора-Юра» мог оказаться дядей Игорем. Нет, оборвала я себя. Тогда Мангалиев наверняка знал бы, кто это. Александр тоже выпадал, поскольку был слишком красив. С этакой-то внешностью его бы тоже приметили. Оставалась Виктория. Она никак не могла назваться дядей.