Лакомый кусочек

Вскоре принесли вина. Джарвис опробовал каждое и только после этого позволил официанту разливать напитки по бокалам. Патриции вспомнились слова Малькольма. Он постоянно твердил, что его отец прекрасно разбирается в винах.

Патриции ни в коем случае нельзя было пьянеть. Раймонд понял это и жестом велел официанту остановиться, когда тот наполнил бокал Патриции наполовину.

– Шотландские вина кажутся тебе слишком крепкими? – спросил Бэзил, устремляя на Патрицию злобный взгляд.

У Патриции похолодело сердце.

– Мне кажется, тебе самое время вызвать такси, Бэзил, – спокойно, но уверенно произнес Раймонд. – Мы ведь договорились еще в машине, что ты должен наладить с Патрицией вежливые и доброжелательные отношения, это очень важно.

Внезапно лицо Бэзила покрылось красными пятнами. Его дыхание участилось, а взгляд наполнился такой болью и тоской, что Патриции стало не по себе. Он повернулся к Джарвису и заговорил с мольбой в голосе:

– Папа, быть может, ты попросишь Раймонда не мучить меня упреками и угрозами, ты гораздо старше, чем я, тебя он послушает. Объясни ему, пожалуйста, что я тоже член семьи.

Джарвис насупился.

– Я считаю, у Раймонда достаточно оснований на то, чтобы отправить тебя домой, Бэзил.

– Ты тоже так считаешь, мама? – с горечью в голосе спросил разобиженный Бейнз, повернувшись к Розмари.

Та ответила мрачным молчанием.

Патриция чувствовала себя настолько неуютно, что не знала, как ей быть. Самым страшным было то, что она понимала отношение к себе этих людей и сознавала, что они, подобно ей, – жертвы ненормальности покойного Малькольма.

Она легонько коснулась ладонью плеча Раймонда и пробормотала:

– Пусть Бэзил останется.

Раймонд посмотрел на нее так, будто с ее уст только что сорвалось адресованное ему ужаснейшее оскорбление.

– Значит, ты не хочешь, чтобы твои дети познакомились с родными бабушкой и дедушкой, так следует тебя понимать? – пробасил он злобно.

Патриция ошеломленно хлопнула глазами. Она уже начала верить в то, что Раймонд на ее стороне, что в нем можно найти столь долгожданные, столь желанные опору, поддержку, понимание и защиту.

Какая я глупая! – подумала она, замирая от ужаса. Я ненавистна ему, как и всем остальным Бейнзам. Его заступничество за меня в машине было не чем иным, как средством достижения желанной для него цели.

Она здесь чужая, абсолютно чужая для всех. Эти люди никогда не считали ее своей и не намеревались в дальнейшем изменять к ней свое отношение.

Ей нестерпимо захотелось плакать.

А для кого я своя? – подумала она, ощущая острый приступ жалости к самой себе. Для бабушки, которая мучается сейчас в больнице и почти не помнит меня… А еще для Эндрю и Сью.

Но дети вот-вот ускользнут от меня – частично, а может, и полностью. Если я позволю Бейнзам сделать их полноценными членами своей семьи, то буду вынуждена всю жизнь чувствовать себя отверженной… Стоит ли одно другого? Должна ли я принести себя в жертву ради счастья детей?

– Ты считаешь, что общение моих Эндрю и Сьюзен с бабушкой и дедушкой не предполагает их общения с Бэзилом? – произнесла она медленно, убирая руку с плеча Раймонда.

К ее удивлению, его лицо стало вдруг очень задумчивым.

– Если бы я могла быть уверенной, что, воссоединившись с семьей Малькольма, мои дети не получат душевных травм и страданий, я давно привезла бы их в Шотландию, – сказала она, мысленно добавляя к этому, что ради блага сына и дочери решилась бы принять страдания сама.

Патриция посмотрела на Бэзила открытым, ясным взглядом.

– А ты прав, Бэзил, шотландские вина для меня крепковаты.

Тот, все еще находящийся под впечатлением ее заступничества за него перед Раймондом, еле заметно улыбнулся.

К их столику вновь приблизился официант.

– Мистер Бейнз, вас просят к телефону, – сообщил он, извинившись.

– Спасибо, – ответил Раймонд и поднялся со стула. – Простите, но я вынужден ненадолго вас покинуть, – сказал он, обращаясь ко всем остальным. – Наверняка звонит мой исполнительный директор, постараюсь не затягивать с разговором.

Обойдя стул Патриции, он приостановился, наклонился, коснулся ее руки и прошептал:

– Будь умницей.

На протяжении нескольких мгновений после его ухода за столом царило напряженное молчание. Семейство Малькольма и Патриция обменивались осторожными многозначительными взглядами.

Первой прервала молчание Розмари.

– Почему? Почему ты сказала моему сыну, что дети не от него, Патриция? Для чего заставила его страдать? – спросила она, тяжело вздохнув. В ее глазах отражалась неподдельная боль.

У Патриции перехватило дыхание. От обиды на Малькольма к глазам подступили слезы. Но она мужественно справилась со своими эмоциями и ответила спокойно и твердо:

– Ничего подобного я никогда и никому не говорила. Это ты, Розмари, взглянув на малышку Сью, заявила, что она не имеет никакого отношения к семье Бейнз. Разве ты сама не помнишь? Я побоялась, что и сейчас произойдет нечто подобное, поэтому и захотела поговорить с вами наедине, прежде чем устраивать вашу с детьми встречу.

– Теперь ничего подобного не повторится! – с чувством возразила Розмари.