— Ртуть не едят! — обиделась Мила Евгеньевна. — Красную ИКРУ!!! Соколов получал ее со складов, а также парное мясо, деликатесную рыбу, импортные сигареты и спиртные напитки! И продавал дефицит партийным бонзам, работникам Совмина, горисполкома, МВД. Как писали газеты, "создал целую преступную сеть". У магазина было 7 филиалов, директора которых по пятницам привозили директору конверты, набитые деньгами. Там столько народу арестовали, полторы сотни, всем дали большие сроки. Но к высшей мере приговорили одного Соколова. Он знал имена всех, кто пользовался его услугами. Если бы список огласили, разразился грандиозный скандал.
— Извините, — искренне признался Хромов, — все же: что такого антиобщественного совершил директор?
— Я же объяснила, — начинала злиться Крон. — Продавал продукты.
— А разве не для этого существует магазин?! — непонимающе пожал плечами Денис.
— Молодой человек, — насупилась хозяйка кабинета. — Видимо, сейчас снаружи действуют другие порядки, но в мое время спекуляция считалась уголовно наказуемым преступлением.
Хоть страна опять расслабилась после смерти очередного генсека, и про "халатность" Крон потихоньку забыли, она сама продолжала чувствовать себя виновной в том, что случилось, и поэтому практически переехала жить в детсад. Все равно возражать некому, Мила Евгеньевна — строгая женщина бальзаковского возраста — коротала век одна, даже любовника не получилось завести. Она спрятала за новый шкаф раскладушку, распихала по ящикам необходимые вещи, принесла из дома подушку с одеялом, телевизор и по ночам обходила опустевшие комнаты, проверяя запоры. Сторожа со стороны на работу оформлять отказалась, кому во времена тотального дефицита всего и вся, когда народ стал даже лампочки в подъездах скручивать, можно доверять? Только себе и проверенным людям. На ставку охранника оформила няньку Наталью, чтобы следить за порядком в четыре глаза. И вот однажды утром, впустив уборщицу, заведующая вернулась наверх, распахнула дверь, и вдруг… упала. Вроде и не споткнулась о порог, но тяжело рухнула на колени. Но не странная тяжесть в ногах ее напугала, а то, что в кабинете опять кто-то похозяйничал. Исчезла раскладушка и принесенный из дому телевизор, стол и стулья, зато… Зато на своем старом месте у окна стоял заветный сейф! Женщина с трудом подползла к чугунному шкафу, просунула руку в зазор у стены и нащупала ключ! Чтобы не потерять, она прилепляла его пластилином к торцу. Мила Евгеньевна, не обращая внимания на громко бухающее сердце — может быть, оно от радости так себя вело? — открыла заветную дверцу. Между перетянутыми резинкой пачками купюр невыданной зарплаты мирно покоилась красная книжица — считавшийся утерянным партбилет.
— Ничего, — Крон даже всплакнула от нахлынувших эмоций, — ничегошеньки не пропало, никакой кражи. И меня зря обвиняли во всех грехах! Так что я даже рада, что провалилась в лакуну. Теперь, — и Крон показала на стопку исписанных листков, — пытаюсь точно воспроизвести то, что произошло. Когда вернусь обратно, покажу записи товарищам, чтобы полностью оправдать свое имя.
И заведующая, сев в кресло, взялась за карандаш.
Денис понял, что аудиенция закончена и им с Джином пора покинуть кабинет.
Глава 11
У соседней двери, закатав рукава белой рубашки, стоял Травкин.
— Замок разболтался, не защелкивается, — пояснил он, орудуя отверткой. — Любой, когда меня дома не будет, зайти сможет и прихватить, что плохо лежит. Правильно говорю? — подмигнул Петр Сергеевич притихшему неожиданно Джину. — Вы что ли по гостям путешествуете?
— Подучается, что по гостям, — кивнул Денис.
— И кого успели посетить?
— После профессора навестили Егора, сейчас к Миле Евгеньевне заглянули.
— Предлагаю побывать у меня, — неожиданно предложил Травкин. — Завел такое правило: каждому новичку устраиваю экскурсию, но только один раз. С условием, чтоб больше сюда не приходить!
— А мы и не рвемся, — обиделся странному гостеприимству Хромов. — Любопытством не страдаем.
— Ты, Заклеенный, так, кажется, тебя банкир называет, не ершись, — убрал отвертку в карман широких вельветовых брюк бывший начальник ЖЭКа. — Я почему подобным образом поступаю? Потому что знаю людскую страсть к запретному плоду. Мог бы вообще к себе никого не пускать, но понимаю, что так лишь интерес разожгу и спровоцирую человека на преступление — захочет он обязательно забраться ко мне и посмотреть, что прячу. Поэтому заходи, любуйся, чтобы никакие черные мысли тебя не посещали, — и Травкин подтолкнул Дениса в комнату.