Лакуна

— Чему вы удивляетесь? — обратился к окружающим бывший банкир. — Уже при мне на помойку стали выносить старые, но обратите внимание: работающие телевизоры и холодильники, а сейчас, видимо, туда отправляют и целые, но вышедшие из моды шмотки. Чтобы не забивать барахлом антресоли и кладовки в квартирах.

Пора, наконец, намекнуть, кому принадлежат вещи, и дядя Миша с криком: "Это мое!" упал плашмя на раскиданные пожитки.

— Отвянь, синяк, — Алик схватил маргинала за загривок и оттащил от стола. — У нас принято новичкам делиться со старичками. Причем, и из карманов все вытряхивать. Ласков бесцеремонно похлопал бомжа по бедрам. И выудил на свет коробочку. Только ее!

Дядя Миша мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Обычно, карманы бомжей забиты пол завязку хламом так же, как и их сумки. Прежде чем окунуть в кастрюлю голову, Стальев аккуратно сложил в найденный на полке мешочек богатства из карманов: спички, окурки, слипшиеся мятные карамельки, таблетки аспирина, пластмассовые ложечки и прочую мелочь. Но вот упаковка пластыря в мешочек уже не влезала. Поэтому оставалась сиротливо скучать на видном месте, пока бомж отмокал. И отправилась прямиком в карман штанов: не бросать же вещь! И теперь Алик крутил упаковку пластыря, пытаясь сообразить, нужна ли она ему. Но странные полоски банкиру не показались и, оставив новичка в покое, он вернулся к "разделочному" столу.

Так за дядей Мишей укрепилась репутация молчаливого и запуганного человека.

В тот же вечер ему определили место жительства, выделив самое маленькое помещение — кладовку, куда он, оставшись один, сразу перенес мешочек с вещами из карманов. Унизить хотели, засунуть нежеланного соседа подальше от глаз. Но не догадывались местные снобы, что тем самым сделали старому бомжу царский подарок. Человек, который последний год спал и ел на трубе под открытым небом, почти забыв, для чего на свете нужны кровать, одеяло и стул, вдруг оказался единоличным владельцем не только четырех стен, где его особо никто не беспокоил, но и уймы вещей, которые, наверняка, кому-нибудь понадобятся. А значит, дядя Миша еще сможет вписаться в коллектив, и с ним будут считаться. Может быть… Когда-нибудь потом…

— А как вы пережили известие, что вернуться назад нельзя? — задал последний вопрос Денис, собираясь уходить.

— Сначала, как и ты, метался и искал выход, — пожал плечами Стальев. — Но вскоре смирился, обустроил свой угол и стал ждать следующего провалившегося — в надежде, что, вдруг у него, то есть, значит, теперь у тебя, получится то, что не удалось остальным. Только внимательнее присматривайся к окружающим. Они вовсе не такие простые, как может показаться на первый взгляд. Это я тебе как бывший ми… — дядя Миша вдруг поперхнулся на полуслове, Хромов принялся его хлопать по спине, а хитрый бомж посмотрел из-под прикрытых ресниц: не заметил ли парень оговорку. Да нет и, успокоившись, продолжил, — как бывший новенький говорю.

— Если вы имеете в виду странные картины Егора из снов, то их я видел.

— А про Травкина слыхал? — настаивал бомж, — он периодически объявляет, что у него депрессия и запирается на неделю. Что он там делает? А Ласков? Зачем мышцы постоянно качает? К чему готовится?

— Вы мне столько вопросов назадавали, — остановился у выхода Денис, — что работы надолго хватит. Но и к вам есть один.

Дядя Миша сжался: вдруг гость все же поинтересуется, кем работал раньше незлобивый с виду бомж.

— Неужели вам… ни разу больше выпить не хотелось?

Ну и вопрос! Стальев облегченно перевел дух.

— Ни разу, — твердо ответил дядя Миша и — скрестил пальцы за спиной. Не рассказывать же первому встречному о своих секретах.

Однажды, наводя очередной, в сто первый раз порядок в каморке, он нашел под банкеткой, на которой, если вы помните, в другой жизни коротал ночи детсадовский сторож, пластмассовую пробку от водки. Странное дело: она продолжала хранить запах содержимого бутылки, которую когда-то "запечатывала". И каждый вечер дядя Миша с наслажденьем вдыхал забытый аромат. Он мог бы подобное делать и утром. Но в лакуне запах растворялся очень-очень медленно. И Стальев боялся, что Лана, а только ее мнением дорожил седой бомж (больше ни с кем в коридоре он и не разговаривал), могла уловить остатки запаха на лице дяди Миши и обидеться на него. Зато вечером, когда все затихали, ему никто не мог помешать. Единственно: алкогольные пары, "застрявшие" в пробке, продолжали действовать на сознание — и дядя Миша, в отличие от всех обитателей лакуны, по этой причине плохо и тревожно спал.

Что впоследствии и стало причиной невероятных событий в скучающей лакуне.

Глава 14