У нас там часто бывали вихри. Как-то пошла я в магазин. Возвращаюсь назад – и ветер сухой, вихрь идет. Я помчалась от него. Смотрю: мама навстречу бежит. Схватила меня в охапку, прижала к себе. Я подняла голову, смотрю: змей огромный, с черными крыльями. Страшно – мочи нет! Мама начала читать «Отче наш» – и змей тот рассыпался.
Нас было трое детей в семье: я, брат и сестренка. Мы очень любили отца. Помню, сидим втроем на печке, дверь открывается – военный стоит. Говорит папке:
– Алексей Дмитрии, завтра явиться в РККА!
– Есть явиться в РККА!
Ушел военный.
– Пап, а что такое РККА?
– Рабоче-крестьянская красная армия.
И тут я заплакала: поняла, что папку на войну забирают. Утром сели наши отцы на бричку – человек десять, и уехала та бричка, увезла папу, а с ним и мое счастливое детство. Бегу за бричкой, голые пятки пыль поднимают:
– Папа, возьми меня с собой!
Стали мы без отца жить. Война, голод. Огород наш давал картошку да кабаки, ни помидоров, ни огурцов. Что хорошего появится – все на фронт отправляли. Спали на печке, подросли, на печке тесно стало – на полу. Матрац набьешь кукурузными листьями – вот и постель.
Папка наш был моряк. Воюет он, а маме снится сон: передний угол, где иконы, лопнул, и щель в углу. Не упал угол, не разрушился – просто лопнул. Мамка кричит:
– Дети, проснитесь – нашего папу ранило!
И точно – пришло письмо: именно в этот день папку ранило. Ранение было тяжелым. Повезли его в госпиталь на палубе корабля.
Палуба железная, ледяная, ветер гуляет, а него и рука, и нога прострелены – он даже повернуться не мог. Чувствует – бок болит со страшной силой. В госпитале в Туапсе посмотрели: рука и нога заживут, а вот туберкулез открытый может быстро в могилу свести. Пишет папка нам письмо: «Боюсь вернуться домой – вас заражу, да и без лекарств долго не протяну. А в госпитале остаться – в плен попаду».
Вернулся он домой. В рюкзаке с собой лекарства привез от туберкулеза. Врач попался добрый. Сказал:
– Пока лекарства будут – будешь жить!
Так и получилось.
Как я была счастлива, когда папа вернулся! Повел он меня в школу – а я только три класса до войны окончила. Хотел меня в пятый класс пристроить, а я уже переросток была по годам, и директор-еврейка меня не приняла. Сказала: «Она будет мальчишек соблазнять!» Папка возмутился: «Верочка у нас скромная девочка!» Но директор уперлась, так и не приняла.
Вот и все мое образование – три класса. А учиться мне очень хотелось! Я была трудолюбивая, любознательная, схватывала все на лету. Но вот не судьба была выучиться. Читать научилась – и ладно.
Читать-то я очень сильно любила! В нашей школьной библиотеке самая главная читательница была… Про путешествия любила, про природу еще… Красота природы всегда для меня большим утешением была! Любила наблюдать за сменой времен года, как природа наряды свои меняет… Осень – самая любимая. Весь год ее всегда ждала. Прохлада осенняя сердца коснется, ток крови успокоится, хрустальная вода родниковая губы обожжет ледяной сладостью, краски золотые душу порадуют…
Папка не дожил до Победы. Пока лекарства пил – с болезнью боролся. А кончились лекарства – и… У нашего врача в селе от всех болезней только хинин и был…
Мама одна с тремя детьми билась. Росли мы в страшной бедности. А выросла я красавицей! Только худенькая очень была.
И пришла весна, и на мелководьях, прогреваемых солнцем, зацвели нежные белые, кремовые и розовые лотосы – целые поля цветущих лотосов! Из воды на высоких и крепких стеблях поднимались все новые и новые бутоны, и тонкий, нежный аромат миндаля накатывал волнами, дарил предвкушение счастья. Невзрачные просторы вокруг тоже преобразились – вся степь зацвела красным, желтым, сиреневым ковром из диких тюльпанов.
Влюбилась я в парня одного, Гришу. Он был бригадиром на ферме. И он меня полюбил. И была я опять – такая счастливая!
Заслал Гриша сватов. А мне передали подружки, что мать его сказала про меня: – Вера – хорошая девушка, но бедная очень! Моему сыну не пара!
И зачем подружки мне слова такие передали?! По зависти или по неразумию? А были ли вообще слова эти сказаны? Да если и были, ведь Гриша все равно решил на мне жениться, несмотря на мою бедность! Это я уже потом все передумала! А тогда…
После войны почти все трудно жили, но мы с мамой даже из самых бедных своей бедностью выделялись. У кого-то отцы живые с фронта вернулись, у кого-то деды-прадеды основу хозяйства заложили или сыновья взрослые работали уже. А у нас бабушка с дедушкой убиты, хозяйство разорено, мама – сирота, и папа такой же. Да еще, когда папа болел, мама потихоньку от него все ценное из дому вынесла – выменяла на продукты: все хотела больного поддержать. То маслица кусочек выменяет, то яичек. При открытом туберкулезе ведь питание много значит.