Ламберт Херсфельдский. Анналы

[Когда император Генрих пришел в Льеж]⁵⁹⁰, братья из монастыря Ставло⁵⁹¹ежедневно беспокоили слух короля просьбами вернуть им монастырь Мальмеди⁵⁹², который король отобрал у аббата и, как было сказано, по совету Бременского епископа подарил архиепископу Кельнскому. Когда же его не тронули ни просьбы, ни слезы, ни настойчивое упорство, они, составив план, побужденные, как говорят, к совершению этого божественным откровением, выкопали кости блаженного Ремакла, принесли в Льеж и, когда король в каком-то многолюдном месте проводил пир⁵⁹³, положили их ему на стол, Богом заклиная его сжалиться если не над сыновьями, то по крайней мере над этим знаменитым отцом⁵⁹⁴, который уже царствует вместе с Христом и ежедневно возглашает у престола вечного судьи о своих обидах; если же он не вернет [святому] его добро, то они не станут более служить ему ввиду нехватки необходимых средств. Но король, напротив, был до крайности раздражен тем видом просьбы, каким они надеялись обрести его благоволение, и, оставив пирующих, поспешно отправился во дворец, где в гневе стал думать, какой карой он должен наказать аббата⁵⁹⁵, зачинщика столь дерзкого деяния. Но вот стол, на который были возложены святые мощи, по Божьей воле сломался и, рухнув, сломал ноги одному королевскому слуге, человеку довольно знатного имени. Малое время спустя он, умолив через заступничество блаженного Ремакла Божью милость, был восстановлен в прежнем здравии, так что не осталось даже шрама в доказательство затянувшейся раны. Затем в течение всей ночи и последующего дня вокруг тела святого возблистало такое множество чудес, что казалось, будто блаженный Ремакл телесным воззванием добивается восстановления своих прав. Все были изумлены необычностью такого дела, и король, пораженный сильнейшим страхом, как бы вдруг в случае промедления его в тот же миг не поразила небесная кара, не только вернул отобранное, но и существенно умножил его новыми дарами, сделанными с королевской щедростью.

Уйдя оттуда, Троицу⁵⁹⁶ он праздновал в Хальберштадте. Там он принял покорность герцога Отто и прочих благородных мужей, которых обвиняли в том, что они вместе с ним подняли оружие против государства, и поручил князьям королевства взять их под стражу, а в установленный день вновь привести к нему.

Мегинвард, аббат Рейхенау, добровольно отказался от должности, задетый как наглостью некоторых своих рыцарей, которые подвергли его тяжким унижениям, так и враждебностью короля, который в частых указах требовал от него предоставить его рыцарям в лен поместья монастыря, которые были растрачены благодаря щедрости его и предыдущих аббатов, так что их едва хватало для поддержания самой братии. Его место не через дверь избрания, но через подземный ход симонийской ереси тут же занял Роберт, аббат Бамбергский⁵⁹⁷, по прозвищу Меняла, заплативший за это в королевскую казну тысячу фунтов чистейшего серебра⁵⁹⁸. Посредством отвратительнейшего стяжательства и ростовщических сделок, которые он совершал еще будучи в монастыре простым монахом, он скопил огромное состояние, а потому уже давно с мучительным нетерпением ожидал смертей епископов и аббатов. Поскольку он с трудом и чрезвычайно нетерпеливо переносил то обстоятельство, что они своей долгой жизнью задерживают исполнение его заветных желаний и неуемного честолюбия, которое его стремительно увлекало, он дошел до такого безрассудства, что помимо тайных подарков, посредством которых было куплено расположение королевских советников, он обещал сто фунтов золота самому королю, чтобы тот, прогнав аббата Видерада, мужа исключительной святости, передал ему Фульденское аббатство. И он, вероятно, постыднейшим образом добился бы того, что столь нечестиво желал, если бы немногие люди, которым церковные законы были дороже денег, не противостали королю лично⁵⁹⁹, чтобы он этого не делал.

Этот лжемонах, или, — вынужденный сильной болью я скажу точнее, — прислужник Сатаны, принявший вид ангела света⁶⁰⁰, так обесславил, исказил и опорочил святое и ангельское звание монахов, что монахов нашего времени оценивают в этих краях не по невинности и чистоте жизни, но по количеству денег, а при избрании аббата ищут не того, кто более достоин, но того, кто может купить аббатство за большую цену. Так, благодаря его личному изобретению, его новой и нечестивой ловле [приходов] в церковь был введен обычай, согласно которому аббатства открыто выставлялись во дворце на продажу, и не было такой цены, чтобы тут же не нашелся и покупатель, так что монахи соревновались между собой не в добром рвении к соблюдению устава, но в горьком рвении к стяжательству и ростовщичеству⁶⁰¹. Но, чтобы всё это можно было по достоинству оплакать, требуются ввиду обширности материала отдельные тома и более пространные трагедии. Мы же лучше вернемся к начатому.