Ламентации

По дороге домой его застал дождь — мелкая английская морось. Уилл понял, что сегодня все в последний раз. Он кивнул на прощанье углу, где отколотил Риллкока, а дождинки бисером поблескивали у него на свитере. Он будет скучать по ласковому английскому дождику. Это совсем не то что африканский ливень с громовыми раскатами, с бурными потоками, размывающими землю. Интересно, какие дожди в Америке? Уилл высунул язык — на нем остался лимонный привкус поцелуя Фионы. Уилл миновал ряд муниципальных домов и спортплощадку. Двое мальчишек гоняли мяч. Дигли и Айерс.

— Я завтра уезжаю, — сказал Уилл.

— Привет Элвису! — отозвался Айерс.

— И Мэрилин Монро! — крикнул Дигли.

— Мэрилин Монро умерла, — сказал Айерс.

— А вот и нет, — возразил Дигли.

— Дурак! — захохотал Айерс.

— Землекоп! — ответил Дигли.

АМЕРИКА

Гражданин мира

Все были в превосходном настроении — наверное, оттого, что Говард не знал большей радости, чем осваивать новые земли; как Адам, обретший новый рай, он готов был начать все сначала. Они катили по шестиполосному шоссе в блестящем сапфировом «бьюике» с черным верхом и виниловым салоном в голубых тонах. Близнецы всю дорогу ссорились из-за радио или разглядывали гигантские неоновые рекламы: «Говард Джонсон», «Холидэй Инн», «Бургер Кинг»[16] и славный старичок, предлагавший курицу гриль из Кентукки. Все, что проплывало за окном, было интересно, гостеприимно и ново.

Джулия молча подводила итог переезду. Все здоровы, дом продан, закладная погашена, в делах полный порядок. И все-таки она опасалась, что переезд дорого им дастся. Опыт подсказывал, что без утрат не обойтись.

Джулия вспоминала Альбо и оставленную ими безбедную жизнь, белых богачей с Баком Куинном во главе и их страх перед властью черных. Приехав в Англию, они сразу почувствовали, до чего странно быть белыми африканцами — живым напоминанием о былой славе Британской империи и бременем для экономики страны, борющейся с трудностями.

Над шоссе нависал огромный экран кинотеатра под открытым небом. Столбы с громкоговорителями окружали пустую стоянку. «2001 год: космическая одиссея», — гласила афиша над шатром. Близнецы вытаращили глаза.

— Что такое одиссея?

— Путешествие. Как у нас. Только еще длиннее.

— Съездим в кинотеатр под открытым небом, — пообещал сыновьям Говард. — В Англии такого нет!

Джулия вздохнула: нет нужды напоминать о недостатках Англии. Стоило лишь заглянуть ей под юбки — и открылась неприглядная картина: суровые берега, скверный водопровод, а дети такие же дикие, как их предки. Ее умнице-мужу Англия предложила никудышную работенку, а сыну отказала в приличном образовании. «Прощай, туманный Альбион, невелика потеря!» — думала Джулия.

Говарду предстояло работать в одном из новых научных центров, построенных рядом с магистралью номер один, одной из главных скоростных трасс Нью-Джерси — перегруженной четырехполосной трассой с бетонными ограждениями и бесконечными светофорами, забегаловками и бензоколонками. Неподалеку находился Принстон, о чем свидетельствовал дорожный указатель. За деревьями можно было разглядеть университетские корпуса, где прошла юность Фитцджеральда и старость Эйнштейна. От шоссе в обе стороны уходили проселки, ныряя в леса, которые спешно сводили, освобождая место для новостроек, чтобы размещать все новых и новых сотрудников. Застройщики обязаны были давать своим участкам названия с университетскими мотивами, так появились Научный Дом, Университетские Поля и даже квартал Эйнштейна.

Ламенты поселились на Университетских Горах (это оказались вовсе не горы, а ровное место). Дом их был приземистый, с восемью белыми колоннами, фасадом под кирпич, извилистой подъездной дорожкой, гаражом на две машины, кондиционером и полами с подогревом. Все дома в квартале были как близнецы, различались только почтовые ящики. Видимо, американцы проявляли самобытность лишь в одном: на почтовых ящиках красовались нарисованные индюки, орлы, утки, поезда, амбары, герои мультиков.

Говарду нравилось, что в туалете не гудят трубы, а в душе хороший напор, Джулии пришлись по вкусу посудомоечная машина, кран с распылителем и вместительный холодильник. Вместо трех телеканалов здесь было семь, часть из них — круглосуточные. Близнецы в считанные недели заговорили как настоящие американцы. Они уже не могли обходиться без жевательной резинки «Базука», бисквитов «Твинкиз» и биг-маков и радовались всему новому: Америка была страной чудес, близнецам разрешалось бродить где угодно, и им вполне хватало общества друг друга.

Один Уилл тосковал.