Ламмермурская невеста

С не меньшим трепетом лорд-хранитель взирал сейчас на раздвоившуюся карету: в голове у него мутилось. В эту эпоху строжайшего этикета никто из соседей не осмелился бы явиться так бесцеремонно.

Разум подсказывал ему, что то могла быть только леди Эштон. Содрогаясь от страха, он предугадывал причину столь внезапного и неожиданного возвращения. Он понимал, что «попался». Общество, в котором сейчас застанет его жена, несомненно придется ей не по вкусу. Сэру Эштону оставалась единственная надежда — положиться на присущее леди Эштон чувство приличия, которое одно лишь могло удержать ее от публичного скандала. Он был так растерян и напуган, что совершенно забыл о церемониале, придуманном им для встречи маркиза.

Страх владел не только им одним. Люси, бледная как смерть, стояла рядом с Рэвенсвудом, в отчаянии сжимая руки.

— Это она! Это мать!

— Ну, так что же? — вполголоса спросил ее Рэвенсвуд. — Отчего вы так встревожены? Мне кажется, возвращение хозяйки дома после столь долгого отсутствия должно вызывать в ее близких несколько иные чувства, чем смятение и страх.

— Вы не знаете леди Эштон, — ответила Люси прерывающимся от ужаса голосом. — Что она скажет, встретив вас здесь!

— Очевидно, я, и в самом деле, слишком загостился в вашем доме, если мое присутствие может показаться леди Эштон предосудительным, — надменно сказал Рэвенсвуд. — Милая Люси, — прибавил он ласково, желая успокоить девушку, — вы, как малое дитя, боитесь леди Эштон. Она мать семейства, дама из высшего общества, женщина, превосходно знающая свет и свои обязанности по отношению к мужу и его гостям.

Люси молча покачала головой и тотчас, словно мать, которая пока еще находилась в полумиле от замка, могла увидеть и осудить ее поведение, быстро отошла от Рэвенсвуда и, опершись на руку брата, направилась в противоположный конец террасы. Лорд-хранитель поспешил вниз, к воротам, забыв пригласить с собой Рэвенсвуда, и таким образом, тот остался один, покинутый и, так сказать, отвергнутый хозяевами замка.

Подобное обращение не могло понравиться молодому человеку, столь же гордому, сколь и бедному.

Рэвенсвуд полагал, что, отказавшись от стародавней вражды и приняв приглашение сэра Уильяма Эштона, он тем самым оказал ему честь и был вправе рассчитывать на почтительное к себе отношение.

«Я могу извинить Люси, — думал он, — она еще очень молода, застенчива и чувствует себя виноватой, обручившись со мной без согласия матери. Все же ей следовало бы помнить, кому она дала слово, и не заставлять меня думать, что она стыдится своего выбора. Что же касается лорда-хранителя, то он, завидев карету леди Эштон, совершенно растерялся, даже изменился в лице. Посмотрим, чем все это кончится: если замечу, что я здесь лишний, то немедленно уеду отсюда».

Погруженный в эти размышления, Эдгар спустился с террасы и, пройдя в конюшню, приказал оседлать свою лошадь, чтобы в случае необходимости немедленно покинуть замок.

Между тем кучера обеих карет, приближение которых вызвало такое смятение в замке, наконец заметили друг друга и сообразили, что, спускаясь различными дорогами, они стремятся к общей цели — к центральной аллее парка. Леди Эштон, намереваясь объясниться с мужем до прибытия гостей, кто бы они ни были, приказала скакать во весь опор. Увидев, что противник натягивает поводья, возница маркиза, не желавший ронять собственное достоинство и честь своего господина, решил, как и подобало истинному представителю этой корпорации во все времена и у всех народов, не уступать пальму первенства. К ужасу лорда-хранителя, это соперничество возниц, которые, мрачно пожирая друг друга глазами и яростно орудуя кнутом, мчались с горы со все увеличивающейся скоростью, сокращало и без того уже ничтожное число минут, еще остававшихся ему на размышление.

Единственное, что могло спасти сэра Эштона, — это столкновение карет, при котором либо жена его, либо маркиз сломали бы себе шею. Мы не беремся утверждать, что сэр Эштон всенепременно желал этого, но, если бы несчастье произошло, он, надо полагать, недолго оставался бы безутешен. Как бы то ни было, но судьба судила иначе. Хотя леди Эштон никого и ничего не боялась, она все же поняла, в какое смешное положение она себя ставит, стремясь опередить знатного гостя у ворот собственного замка, а потому, подъезжая к аллее, распорядилась сдержать лошадей, пропустив вперед чужой экипаж. Кучер охотно выполнил это указание, последовавшее как раз вовремя, чтобы спасти его честь, ибо лошади маркиза были лучше или, во всяком случае, свежее его коней. Итак, он убавил шаг, и зеленая карета вместе со всем эскортом с быстротою вихря первая влетела в аллею. Но как только разодетый возница маркиза убедился, что pas d'avance note 36 осталось за ним, он тоже поехал медленнее, и экипаж маркиза, сопровождаемый многочисленной свитой, торжественно покатил к замку по обсаженной вязами аллее. Карета леди Эштон на некотором расстоянии медленно следовала за ним.