С электричеством в их доме дела обстояли не очень. Отключали без предупреждения, на минуту, на час, на два. Объявлений уже не вешали, бумаги не напасешься. Соседи бурчали, возмущались, писали какие-то жалобы, но свет от этого лучше не горел.
Вовка натаскала из кухонного шкафчика свечей, расставила их у себя в зале кругом на протертом ковре, села в центр и вообразила себя ведьмой.
Ноутбук держал заряд плохо, но Вовка знала, что долго ночное бдение не продержится. Что бы там с проводкой в старом доме ни творилось, чинили все быстро. Она пообновляла страничку со своим дневником, поменяла аватарку, пробежалась по списку постоянных читателей. Все то же, ничего нового. Так Вовка и сидела, пока спина не заболела и не пришел с котоинспекцией Яшка: устроился рядом с Вовкой, обкрутил лапы хвостом и стал жмуриться на свечи.
На ведьминого кота Яшка не тянул совсем. Шерсть у него была грязно-белая, как слякотный мартовский снег, путаная, а вылизывая себе шею, Яшка непременно цеплялся колючим языком за космы и долго еще не мог их прожевать. Ни изящества, ни загадки. Но Вовка любила Яшку. Единственное, что омрачало ее мечты о самостоятельной жизни, так это то, что в общежития с котами нельзя. Вообще-то Яшку завела мама, и технически он принадлежал ей, да и Вовка раньше любила рыжих – они такие яркие! Но с Яшкой она так сроднилась, что о других котах больше и не думала.
Электричество меж тем не включали. Вовка позвонила Лёле, поругалась с длинными гудками, не дождалась. Заглянула во «ВКонтакте» – не онлайн; пролистала ее «Инстаграм»* – все то же, никаких новостей; написала в «Ватсап»*, но и там Лёли не было.
Вовка повалялась еще немного в своем ведьмовском круге, отлежала живот, чуть не подпалила носок, и ноутбук замигал зарядом. От нечего делать она отправилась раскладывать тахту.
В сизой, пахучей дымке от десятка затушенных свечей колыхались уличные тени, и убаюканная мерным движением Вовка быстро заснула.
Первую дремоту прервал телефонный звонок. Вовка подумала, что это Лёля – ну конечно, Лёля увидела пропущенный! – но оказалось, что это какой-то «Неизвестный номер».
Вовка не любила такие вызовы и предпочитала на них не отвечать. Ну что за человек засекретит номер? От кого он скрывается? Что такого случится, если абонент увидит какие-то там циферки, которые тут же и позабудет?
Но в этот раз Вовка ждала Лёлю – мало ли что случилось, от кого та перезванивает – и потому подняла трубку.
Только в ответ на ее «алло» молчали. Ни звуков дыхания, ни шуршания, ни транспортного гула. Тишина, и все тут.
– Я слушаю! Говорите!
Но звонивший не отвечал. Вовка отняла трубку от уха и глянула на экран: нет, не разъединилось, звонок все еще шел. Тогда она просто нажала «отбой».
Больше в этот вечер никто не звонил, и Вовка потихоньку уснула.
Вот тогда-то, задремывая, она в первый раз и услышала те голоса. Желтый и фиолетовый. Но значения этому полусну не придала.
Свет не дали ни наутро, ни днем, когда Вовка уже засобиралась к Марьяне Леопольдовне. Ни в «Ватсапе»*, ни в «Телеграме» Лёля не отвечала. Ну конечно, забыла, что у Вовки такая возможность – квартира без родителей. Веселится где-нибудь без нее… Вот тебе и подруга.
Дорога к Марьяне Леопольдовне занимала ровно тридцать одну минуту, и на эту разнесчастную минуту Вовка всегда опаздывала. Ну не умела она выходить заранее.
Но сегодня Марьяна Леопольдовна не поджала, как обычно, губы, встречая свою непунктуальную ученицу в дверях. Открыла Вовке теть Галя, соседка из первой комнаты, необъятная, вся какая-то сизая, поношенная – от лица и до самых тапочек.
– А нет пока Леопольдовны, – объявила она, пропуская Вовку в душный, загроможденный коридор. Санки, коляска лежачая, коляска сидячая и трехколесный велосипед с лиловой бахромой на руле – поди протиснись. – Да ты проходи, проходи. Дверь она не запирает, посидишь, подождешь.
Марьяна Леопольдовна – статная, ухоженная, высокомерная – носила старомодные, но удивительно новенькие наряды. Она будто вынимала свои шляпки, шарфы и юбки из сундука, в котором консервировалось само время: никаких дырочек от моли, а ткани яркие, словно вчера только красили. И эти вот ее бесчисленные бусы? Под каждый туалет у Марьяны Леопольдовны находился свой аксессуар – тщательно подобранный под цвет, будто пипеткой в Фотошопе. И духи она носила приятные, не какую-нибудь там «Красную Москву» из закромов пронафталиненного шкафа.