– Уж насчет зеленых человечков я бы помолчал, – ответил Капустин. – Мы хорошо знаем, что эти человечки проделывают с каждым вашим президентом, когда его первый раз пускают в Овальный кабинет.
– А что с ним делают? – неожиданно для себя самого спросил я, и военные поглядели на меня с таким изумлением, словно голос подал комод или лавка.
– А то самое, – ответил Капустин. – Связывают его своей наномассой – ноги к стулу, руки к столу, это у них процедура безопасности такая. Потом лезут в голову своими желтыми щупальцами и все там меняют. А народ удивляется – почему такие хорошие и разные люди, как только их выберут, делают всегда одно и то же.
– Да, – сказал Крофт. – За свободу приходится платить. И цена часто бывает высокой. А вы платите еще более высокую цену за свое рабство.
Капустин покосился на меня – как мне показалось, смущенно.
– Почему же рабство? – спросил он.
– Потому что ваша страна, – ответил Крофт, тоже почему-то поглядев на меня, – это феодально-полицейское государство, управляемое уродливо разросшимся жандармским аппаратом, пытающимся ввергнуть мир в нестабильность.
Капустин даже покраснел от негодования.
– Это у нас жандармский аппарат разросшийся, да? От нас нестабильность? У вас самих сколько человек в разведке и госбезопасности работает? Забыли? А я скажу. В Америке одних только гэбэшных контор с разными вывесками – тысяча триста штук! Частных компаний, которые под ними – две тысячи! Миллион человек работает в вашей гэбухе. Миллион! И это только по открытым источникам. И чем они все занимаются? Защищают права пидарасов в Саудовской Аравии?
– В том числе, – с достоинством ответил Крофт.
Капустин негодующе потряс головой.
– Нет, извините. Плохо защищаете. Мы сможем лучше.
– А у ваших собственных геев, значит, проблем нет?
– Не знаю, – ответил Капустин. – С пидарасами не общаюсь.
– Неправда, – сказал Димкин. – Забыли про своего брокера?
– Про кого? – Капустин наморщился. – А, вы про этого… Работаете хорошо, признаю. Даже такие мелочи знаете…
Разговор в подобном духе продолжался еще несколько минут, и чем дольше он шел, тем меньше я понимал его суть. У меня сложилось чувство, что эти господа не первый год друг друга знают и такая перебранка у них обычное дело.
Мне, признаться, нравилась спокойная невозмутимость американских военных. Было в них что-то римское, неторопливо-величественное и рассудительное. Словно бы они слушали аргументы послов какого-то варварского племени, отвечая на некоторые из них словами, а на другие – просто брезгливым движением брови. За этим, несомненно, стояла настоящая сила. Но сердцем, конечно, я болел за наших.
Капустин чувствовал это – и время от времени обращал свои язвительные ремарки ко мне:
– А знаете, Маркиан Степанович, почему у них такой разгул феминизма? Из-за этих зеленых стерв. Потому что все они самки, чтобы не сказать сучки. Они своих мужиков еще сорок тысяч лет назад убили. Всех сразу, за одну ночь и один день, это у них называется «Сутки Славы». Главный праздник. С тех пор размножаются в пробирках. Первый в космосе случай геноцида по половому признаку. Как они перед Всевидящим Глазом отмазались, я до сих пор понять не могу. Юристы у них хорошие просто. По этой же причине, кстати, они и нас засудили…
Крофт негодующе поднял руку, но Капустин продолжал:
– Они с тех пор везде во вселенной, куда дотянуться могут, вводят феминизм… А для мужского пола – кросс-дрессинг. Заставляют самцов мочиться в женской позе. Цель у них на Земле такая – довести технологию до порога, когда можно будет через пробирку размножаться, а потом всех мужчин за один день извести и оставить одних лесбиянок. Американскому президенту об этом секретные службы каждые две недели докладывают, да только что толку, если президент – дрон?
Я догадался, что слово «лесбиянка» означает то же самое, что трибада. Ум мой был так сконфужен, что я не к месту задумался, как бы правильнее перевести «трибада» на русский. Это ведь от греческого «тереть» – наверное,
– И ладно бы только ваш президент, хрен с ним, – продолжал Капустин, – но ведь ваши зеленые сучки уже половине человечества в башку залезли. Самым элементарным и действенным методом. Просто запретили говорить слова, которые еще вчера было можно. Вроде безобидно, но на деле – продвинутая
– Интересное сравнение, – заметил Димкин. – Вы на Гаити по культурному обмену были?
– Чтоб вы знали, Маркиан Степанович, – продолжал Капустин, – вся политкорректность – от этих зеленых выдр со страпонами. Они всю вселенную уже задолбали… Эти, – Капустин кивнул на американских военных, – все знают, просто надеются, что при их жизни обойдется. Что выйдут на пенсию с прибором в штанах и будут из него барбекю жарить на заднем дворе…
Я заметил, что во время этой тирады полковник А и другие черти перестали заниматься своим делом и повернулись в нашу сторону. А потом черт со штандартом приподнял свою