Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами

Наверно, дело было в том, что все они держали руки на столе, повернув их ладонями вниз – будто участвуя в спиритическом сеансе. Что-то было не так. Я попятился, собираясь выйти.

Но не тут-то было.

Меня ослепил луч синего света. Это был странный гуттаперчевый свет – он словно приклеился к моим глазам: как я ни вертелся, он все равно бил прямо в зрачки. Через несколько мгновений я почувствовал, что мне невозможно более бороться с синим огнем. Я уже не мог крутить головой и даже моргать. В моей голове завелся новый хозяин, управляющий мускулами вместо меня.

Тело мое без всякого волевого усилия с моей стороны село за стол рядом с Карманниковым; вслед за этим я так же положил руки на стол. Тотчас их стянула какая-то невидимая удавка, прижавшая мои ладони к дереву. А затем моей головы сзади коснулась чья-то легчайшая длань, и я почувствовал, что на меня словно бы надели очки.

Это, верно, и были очки – но не вполне плотные, а какой-то иной тонкой природы. Как только они оказались на мне, я заметил на лицах Пугачева и Капустина, сидевших напротив, как бы легкие желтые разводы вокруг глаз, косо поднимающиеся от переносья к вискам.

Затем я ощутил легкое прикосновение к ушам. Поглядев на своих vis-à-vis, я заметил в их ушных раковинах полупрозрачные желтые серьги – такие же, верно, были теперь и на мне.

– Ну вот, – услышал я незнакомый мужской голос, – теперь, когда все в сборе, можно и побеседовать.

Я тут же увидел того, кто говорил.

Это был… черт.

В точности один из тех, что появлялись передо мною в дни моих возлияний – только теперь он не прятался от моего взгляда, не уходил в тень, стараясь опять стать невидимым – а гордо стоял в самом центре моего поля зрения. И виден он был куда отчетливей, чем прежде.

Как я уже говорил, Елизавета Петровна, называть эту породу чертями не вполне правильно, но другого слова сразу и не сыщешь. Я неплохо изучил их во время запоя – и все же заметил несколько новых деталей.

То, что прежде казалось мне сжатыми в подобие клюва губами, и было, кажется, клювом или чем-то похожим. Носа у них не имелось вовсе – то, что я за него прежде принимал, оказалось просто спинкой этого же самого клюва. Желтоватый оттенок глаз возникал оттого, что на них были такие же очки, как сейчас на мне.

Еще я понял, что их грубая и как бы ороговевшая кожа была на самом деле подобием костюма со множеством разных выступов, служивших, видимо, чем-то вроде футляров – и они не запускали руку себе в живот или бок, как мне прежде казалось, а просто лезли в карман.

Таким же карманом был крайне непристойный ярко-красный гульфик в форме мужского органа на известном месте (опасаясь смутить вас, не стану даже упоминать отвратительную привычку чертей постоянно теребить и почесывать это место самым бесстыдным образом – словно проверяя прочность кармана и пересчитывая наощупь хранящуюся там мелочь).

В общем, стоящее передо мной существо было виду самого пренеприятного и отвратительного, будто его специально придумали, чтобы напугать человека.

– Сначала введу вас в курс дела, Маркиан Степанович, – сказал черт. – Меня зовут полковник А.

Лицо его при этом сохраняло полную неподвижность, словно он говорил из-под маски.

– Очень приятно, – ответил я, с трудом ворочая языком. – Можайский. А почему именно полковник? В каком роде войск?

– Я знаю, что такое «полковник» для меня, – сказал черт, – но я не знаю, что это для вас. Вы понимаете мою речь не потому, что я выучил ваш язык, а по той причине, что действует стандартный межрасовый протокол – устройство на ваших ушах передает прямо в вашу голову те смыслы, какие я хочу донести, выбирая ближайшие соответствия в вашей памяти. Если таковых нет, слова берутся из тезауруса вашего языка. Если подходящего слова нет и там, то слова берутся из языка ближайшей к вам звукоговорящей расы, знакомой с предметом. Все эти термины перманентно добавляются в ваш личный лексикон благодаря стимуляции мозга. Слово «полковник» примерно передает мой статус, буква «А» указывает на неоспоримое превосходство нашей расы. Звук моего голоса и особенности моей речи подбираются вашим собственным мозгом из хранящихся в нем образцов и примеров. Таким же способом я понимаю то, что хотите сказать вы. Кивните, если вы поняли.

Я кивнул. Власть над собственным телом, похоже, вернулась ко мне окончательно.

– Отлично, – сказал полковник А. – Очки контролируют ваше восприятие. Вы видите только то, что разрешаю я. Сейчас я позволю вам увидеть почти все. Поглядите по сторонам.

После этих слов в подвале словно зажегся свет – и…

Боюсь, Елизавета Петровна, что мои слова даже близко не передадут весь драматизм минуты. Это было так, будто в темном и притихшем зрительном зале подняли занавес, и я увидел выразительнейшую немую сцену, созданную неподвижными актерами.

Миг назад я был уверен, что в подвале кроме нас находится только черт по имени А. Но оказалось, что вокруг полно…

Как сказать? Народу? Слово это обычно относят к людям, а вокруг были черти – но разных видов и размера.