Лампа паладина

Я устремилась за ним, опасаясь, что он покусится на мою заветную лампу…

И оказалась права: бомж уже держал эту лампу в руках и удовлетворенно ее осматривал. Одно хорошо: мусор еще не успели увезти, и мне теперь не нужно рыться в картофельных очистках, пакетах из-под молока и в более противных вещах.

Я кинулась на бомжа коршуном и заорала:

– А ну отдай! Отдай сейчас же!

– С какого это перепуга? – прохрипел он, отступая и пряча лампу за спиной. – Эта помойка исключительно моя по договору! Все, что здесь лежит, мое!

– По какому еще договору? – переспросила я.

– Известно, по какому! По договору от двадцатого числа прошлого месяца авторитетные бомжи этого района поделили между собой все здешние помойки. И эта досталась Пантюхе!

Он приосанился и добавил:

– Вместе с секретным кодом от этого замка!

– Пантюхе? А ты тогда при чем?

– При том, что Пантюха – это я и есть! Кликуха у меня такая, или погоняло! Под этим именем я широко известен в узких, как говорится, кругах. Кого хочешь, спроси – любой тебе скажет, что Пантюха – авторитетный бомж…

– Но эта лампа моя! Моя собственная! Ее моя мама выкинула по ошибке!

– Ничего не знаю! Чья потеря – моя находка! Скажи своей мамаше, чтобы в следующий раз смотрела, что выкидывает…

С этими словами бомж начал бочком продвигаться к выходу из домика.

Тогда я попробовала сменить тактику.

– Ну ты сам подумай, зачем тебе это старье? Она уже ни на что не годится! Мятая, грязная, закопченная…

– Очень даже годится! Это цветной металл, а цветной металл денег стоит! Степаныч из четвертого ангара за цветной металл хорошие деньги дает!

– Денег? Так я тебе заплачу!

– А вот это уже другой разговор! – Бомж оживился. – Если заплатишь – можешь ее забирать. На законном, так сказать, основании. Только имей в виду, меня на мякине не проведешь. Я стреляный воробей, настоящую цену знаю и внимательно слежу за текущим уровнем цен на цветные металлы…

Я пошарила по карманам и с ужасом поняла, что в спешке не взяла с собой никаких денег. Какие деньги, когда вон в шлепанцах домашних выбежала за лампой этой…

– Ох, кошелек дома забыла… – проговорила я горестно. – Отдай мне лампу, а я деньги через пять минут принесу!

– О как! – Бомж даже крякнул от возмущения. – Ты меня что – за лоха последнего держишь? Принесет она, как же! Мне тут до Нового года ждать придется!

– Ну неужели ты совсем не веришь людям?

– Жизнь меня научила, что людям можно верить, только если уже нет другого выхода. Вот когда принесешь деньги – тогда, может, и поговорим. И то не обязательно. А то ишь какая умная нашлась! Верить людям! Надо же такое придумать! Когда я в последний раз поверил человеку, мне вот это украшение досталось! – И он ткнул указательным пальцем в свой свернутый на сторону нос. – Небось сама хочешь эту лампу Степанычу продать… знаю я таких, как ты…

Он уже переместился к самой двери.

Еще несколько секунд – и выскочит с помойки вместе с лампой, а там – поминай как звали… С виду не старый еще, небось бегать может, жизнь научила.

Раздумывать было некогда.

И тут я увидела валяющийся возле бака с мусором детский складной стульчик.

Я мгновенно подхватила этот стульчик и с размаху ударила им бомжа, куда пришлось.

Пришлось в его многострадальный нос, и без того свернутый на сторону.

Удар пришелся с другой стороны, так что нос вернулся в исходное положение. Из него брызнула кровь, бомж ахнул, схватился за нос, при этом выронив лампу…

Я тут же подхватила эту лампу и метнулась прочь, пока бомж не опомнился и не собрался мстить.

В голове у меня при этом крутились строчки, засевшие в памяти то ли с пятого, то ли с шестого класса:

«Сыр выпал, с ним была плутовка такова».

Сама не ожидала от себя такой быстроты и решительности…

Я вбежала в подъезд, пока бомж не пришел в себя, поднялась на свой этаж и остановилась перед дверью.

Тут я задумалась.

Что-то говорило мне, что лампу нельзя оставлять в квартире. Там она может пропасть…

Нужно ее где-то спрятать – но где?

– Что ты стоишь на лестнице? – это мама распахнула дверь квартиры. – Что ты вообще устраиваешь?

Тут она заметила в моих руках лампу и покачала головой. А потом сменила тон:

– Ну, вот видишь, все благополучно устроилось, и незачем было так орать на родную мать. Можно подумать, что у тебя их много, что ты так относишься.

Куда уж много, мне и одной-то хватает выше крыши…

Но вслух я, разумеется, ничего не сказала. Не до того было, потому что внезапно меня осенило, где можно спрятать лампу. Допустим, маме я строго-настрого запрещу даже подходить к ней, думаю, что она послушает, но вот в квартиру залезли – это тревожит. И ничего не взяли, а это тревожит вдвойне.

Не дождавшись от меня ответа, мама потащилась за мной в комнату.

– Ты собираешься тут убирать? – она брезгливо подняла двумя пальцами шелковую блузку с пола.

Я выхватила ее из маминых рук и увидела, что на блузке тоже виден грязный след от мужского ботинка. Да еще и пятна какие-то, небось не отстираются.

– Надо же, – вздохнула мама, – а я ведь покупала ее в дорогом магазине…