Лампа паладина

Первый раз я промахнулась, но бросила еще несколько камней и с третьего или четвертого раза разбила лампу.

Тоннель, который и прежде был темным, погрузился в полный мрак.

В это время от развилки донеслись быстрые шаги и шумное дыхание – это Белоглазый добежал до пересечения тоннелей.

Там он ненадолго задержался – видимо, прикидывал, куда я могла побежать.

Потом проговорил вполголоса:

– В прятки со мной захотела поиграть? Ну-ну…

Он быстро пошел по коридору в ту сторону, откуда я пришла.

Я уже обрадовалась, решила, что еще немного подожду, а когда он отойдет подальше, тихонько выберусь из своего укрытия и проскользну в другой тоннель, который явно ведет на свободу.

Но только я собралась осуществить свой замысел, как снова услышала приближающиеся шаги.

Наверное, Белоглазый не увидел меня в первой части тоннеля и понял, что я не пошла туда, а спряталась где-то здесь.

Или пошла по правому тоннелю…

Я замерла.

Он немного постоял на распутье, размышляя, и наконец свернул в правый коридор.

Я прижалась к стене и затаилась, как мышь в норке.

Он прошел мимо моего укрытия, не заметив его, и двинулся дальше по темному тоннелю.

Должно быть, он хорошо видел в темноте, потому что шел уверенно, даже не включая фонарь или телефон…

Я застыла, даже, кажется, перестала дышать…

И вдруг услышала из темноты треск, а затем громкий, истошный крик…

Я поняла, что случилось.

Уверенный в своем зрении, Белоглазый шел вперед, не глядя под ноги, и наступил на гнилые доски, перекрывавшие бездонный провал в полу.

Доски подломились под ним, и он провалился в пропасть…

Я представила, как он летит во тьму, и даже на мгновение пожалела Белоглазого. Впрочем, только на мгновение. В конце концов, сам виноват!

В общем, не рой яму другому – сам в нее попадешь!

Я не стала проверять свою догадку, не стала попусту терять на это время – просто тут же выскочила из темной ниши, пробежала до развилки и как можно скорее устремилась в тот коридор, по которому пришел Белоглазый…

Первые несколько минут я бежала, потом успокоилась, убедилась, что за мной никто не гонится, и перешла на быстрый шаг.

Больше никто и ничто мне не помешало, даже крыс не было, и примерно через двадцать минут подземный коридор закончился.

Передо мной была узкая железная лесенка, поднимавшаяся наверх.

Я быстро вскарабкалась по ней, открыла люк – и вылезла наружу.

Оказалась я в каком-то заваленном хламом сарае, или скорее гараже, из тех, которые заводит каждый уважающий себя мужчина, чтобы не столько заниматься там ремонтом машины, сколько выпивать и разговаривать на философские темы с другими такими же мужиками.

Тратить время на осмотр этого гаража мне не хотелось.

Я нашла дверь и вышла наружу, дверь, конечно, была заперта, но изнутри замок можно было открыть.

И с удивлением и радостью я обнаружила, что нахожусь совсем близко к своему дому.

Это был тот самый гараж, куда меня несколько дней назад пытался затащить Белоглазый.

При воспоминании о нем я вздрогнула… но быстро успокоилась: ведь он уже отправился прямиком в преисподнюю! Вот так ему и надо, но только… только я не узнала, кто он такой и зачем ему лампа. А вот не отдам ее никому! Очень аккуратно я открыла своим ключом дверь квартиры, моля бога, чтобы мама не проснулась и не застала меня в таком ужасном виде. Тогда непременно начнутся расспросы, охи, ахи и причитания, а что я могу рассказать?

Расписывать подробно, каким Славик оказался подлецом, так это до утра проваландаемся. А у меня сил совсем нет, да мама и не поверит. Тогда придется рассказать ей про лампу, про Ромуальдыча, про упавшую кариатиду… ой, тут она точно скажет, что я все придумала. Что у меня слишком богатая фантазия.

Кажется, бог внял моим мольбам, потому что в квартире было тихо и у мамы в комнате свет не горел, так что я быстро проскочила в ванную, сбросила там воняющие крысиным подвалом футболку и джинсы и встала под душ.

А когда вышла, малость успокоившись, потому что решила вообще ничего маме не говорить, то застала ее в прихожей. И вид у нее был отнюдь не заспанный.

– Ну? – спросила мама, сложив руки на груди, как Наполеон перед битвой при Ватерлоо. – И где же ты была?

– Это ты меня спрашиваешь? – заорала я, поскольку при виде ее недовольного лица все мои благие намерения пошли прахом. – Сами же отправили меня к этому… к этой сволочи Славику, а теперь еще спрашиваешь?

– Да что случилось? – Мама двинулась ко мне с самыми серьезными намерениями, что означало, что она из меня вытрясет сейчас все, что я знаю, и чего не знаю, тоже заставит вспомнить.

Не помню, говорила я или нет, что моя мама – мастер допроса с пристрастием, это я поняла еще в детстве и перестала с ней бороться. Предпочла иной путь – жить так, чтобы нечего было от нее скрывать. Спрашивай не спрашивай – все равно мне ответить нечего. Только так можно было с мамой существовать.

В последнее время мама как-то поутихла, а теперь вот появились у нее новые силы.

– Немедленно говори, что случилось? – потребовала мама, остановившись передо мной, потом взяла меня за подбородок и приказала: – Смотри мне в глаза!