Лампа разыскивает Алладина

– У вас ведь появились дети? – быстро спросила я.

– Да, – улыбнулся Оболенский, – только почему вы говорите во множественном числе? У нас девочка, назвали Женей.

– А мальчика? Мальчика нету? – настаивала я.

– Не получился, – развел руками Роман, – может, в следующий раз, если бог даст, сынишку родим.

Я сунула в рот чаинки, оставшиеся на дне чашки, и стала жевать листочки. Да, версия лопнула, не успев появиться на свет. И потом, Роман же говорил сегодня со мной по телефону как с Ольгой. Нужно быть гениальным актером, чтобы так правдиво сыграть негодование, злость и гнев, ведь он не знал, что трубку взял посторонний человек. Нет, увы, снова тупик. Роман тут ни при чем.

– Значит, с Белкиной вы не общались?

– Едва Соне стало лучше, я начал звонить Ольге. Только телефон постоянно твердил: «Абонент недоступен», – пояснил Роман, – каждый день я набирал и одно и то же слышал. Уже подумал было, что она номер сменила, и вдруг: «Алло». Ну и понесло меня по кочкам. Так зол был, что не понял, с кем разговариваю, услышал женский голос и завелся!

– Насколько я помню, вы были очень грубы.

– И что?

– Да так. Денег не обещали, не послушались Нату.

– Мой опыт подсказывает, что шантажист никогда не успокаивается, – рявкнул Роман, – только дай копейку, через неделю затребует рубль. Нечего на меня так смотреть! Можете считать меня чудовищем, но смерть Ольги принесла мне одно облегчение, никакой скорби или горя я не испытываю! Да!

Я молча слушала Оболенского. Нет, похоже, он к исчезновению Гены и нападению на Олю не имеет никакого отношения. В противном случае начал бы сейчас плакать, причитать и говорить о своих нежных чувствах к Белкиной.

– И судьба ребенка вам безразлична? – решила я окончательно удостовериться в своих предположениях.

– Абсолютно! – отчеканил Роман. – Сейчас я стопроцентно уверен: он не мой сын.

– А если все же?

– Нет. У ребенка есть отец, пусть он его и воспитывает. Слава богу, кошмар закончен, могу больше не бояться за Соню, – откровенно обрадовался Оболенский.

Я вынула блокнот.

– Дайте мне телефон Наты.

– Пишите, – воскликнул Оболенский, – она вчера как раз вернулась из Германии.

Я молча достала блокнот. Похоже, Роман обрадовался сверх меры и расслабился, вон, даже не стал интересоваться, зачем мне Ната.

Домой я приехала совсем поздно, но Катя еще не спала.

– Можно? – всунула я голову в ее комнату.

– Входи, – улыбнулась Катюша.

– Ты ведь давно знакома с Белкиной?

– Всю жизнь, – ответила Катюня, – а что?

– Нату знаешь?

– Кого?

– У Белкиной имелась подруга, Ната!

Катюша нахмурилась.

– В первый раз слышу, что у нее были близкие люди, кроме нас. Ты ничего не путаешь?

– Вроде нет. С Натой Оля училась в одном классе.

Катя вздохнула.

– Ну, про школу ее я ничего не помню, мы посещали разные учебные заведения. Но, насколько знаю, Белкина тесно ни с кем не общалась. Ты ведь в курсе, какой она тяжелый человек. Только я у нее и была в юности, да и то… Ладно!

– Нет уж! Раз начала, так говори!

Катя села в кровати и поплотнее закуталась в одеяло.

– Дело давнее, вспоминать неохота.

– Связано с Белкиной?

– Ага.

– Тогда рассказывай.

– Но зачем? – вяло сопротивлялась подруга.

– Надо.

Катюша тяжело вздохнула.

– Наши отношения с Олей были спорадическими. В детстве мы одно время дружили, потом в школе дороги разошлись, позднее снова начали общаться, а на четвертом курсе разбежались, и, казалось, надолго. Белкина редко заходила в гости, а мне тоже недосуг было, да еще Сережка родился. Ты что-нибудь про его отца знаешь?

– Нет. Ты не рассказывала.

– Ага, – кивнула Катя, – Сережа сын профессора Шиманского, моего преподавателя. Знаешь, студентки частенько влюбляются в педагогов. Свои однокурсники кажутся им дураками, глупыми мальчишками, а тут появляется зрелый мужчина с благородной сединой, умный, обеспеченный. Вот и я попалась на крючок. Мы с Шиманским два года прожили, потом Сережка родился. Мой муж был категорически против беременности, а я родила. На том мы с ним и расстались. Шиманский, правда, денег давал и вообще первое время вел себя интеллигентно. На Сережку смотреть не хотел, знакомиться с ним не собирался, но обеспечивал сына.

Только потом ручеек купюр вдруг иссяк. Катя, преодолев гордость, позвонила бывшему и напомнила:

– Сегодня десятое число.

– И что? – возмутился профессор.

– Вроде ты первого нам деньги всегда присылаешь!

И тут из Шиманского полились такие речи, что Катюша оторопела. Ну кто мог заподозрить профессора в столь виртуозном владении ненормативной лексикой! Если опустить все неприятные словесные обороты, то суть высказываний преподавателя сводилась к очень простым мыслям. Денег он Кате более никогда не даст, общаться с бывшей женой не желает.

– Но почему? – изумилась Катюша. – Впрочем, я не настаиваю, твое дело, поступай, как считаешь нужным, в отношении меня, но алименты на Сережу не задерживай.

– Не намерен кормить в…..а! – завизжал Шиманский. – Это не мой сын!

Катя онемела, а бывший муж бушевал:

– Думала из меня дурака сделать, а не получилось! Ребеночек от твоего одногруппника Лени Релезова!