Его слова опять уносит ветер.
Лампёшка оглядывает комнату.
— Погоди! Погоди, Ник! Я тебе кое-что сброшу!
Ник кивает. Он подождёт.
Трясущимися руками Лампёшка открывает баночку с чернилами и опускается на колени у низкого столика. «У меня получится, — уговаривает себя она. — Я же училась. Может, как раз ради этого». Она макает перо в чернила и тут же сажает кляксу.
Её мозг тоже, похоже, трясётся от страха. А надо торопиться! Кажется, кто-то поднимается наверх? Известно ли Нику, где живёт её отец? Адмирал сказал: знаешь, какое наказание положено за пьянство и ещё за что-то?.. Но не сказал, какое. Сажают на хлеб и воду, а то и похуже, намного хуже… но что?
Ленни сидит на кровати, смотрит испуганно. Снизу доносятся новые крики и грохот. Потом вдруг — жалобный вой одного из псов. Парень вскакивает и хочет броситься к двери, но Лампёшка хватает его за рукав и тянет вниз.
— Пожалуйста, не надо, пожалуйста, оставайся здесь, Ленни!
Ленни медленно садится, не сводя глаз с двери.
Лампёшка возвращается к записке. Лист бумаги по-прежнему чист.
— Рыб, — шепчет она. — Что мне написать? Какое наказание положено на корабле за пьянство и… и…
Голос из-под кровати совсем тихий, но Лампёшка слышит его.
— За это вешают, — говорит Рыб. — На самой высокой мачте. — Он-то в таких вещах, конечно, разбирается. — Твоему отцу надо немедленно бежать. Это и напиши.
— Я так хорошо научилась писать! — разражается она вдруг слезами. — А теперь не могу.
— Давай сюда, — говорит Рыб и выползает из-под кровати. — Я напишу.
Он начинает писать, быстро и аккуратно. Миг — и лист уже исписан.
«Поможет ли это? — думает Лампёшка. — Дойдёт ли записка до отца, прочтёт ли он её?..»
Из сада опять доносится свист. Лампёшка подбегает к окну.
— Почти готово! — кричит она. — Ещё минуту!
Внизу хлопает дверь — кажется, совсем близко. «Ключ!» — вспоминает она вдруг. Она нащупывает его в кармане и запирает дверь.
— Готово, Рыб? Ну пожалуйста!
Мальчик кивает и машет листком, чтобы чернила подсохли.
— Готово, — отвечает он. — Но как…
Кто-то взбирается по лестнице тяжёлыми, неровными шагами. Этот кто-то хрипло дышит, хромает и ругается себе под нос.
Рыб, похоже, окончательно пришёл в себя. Он окидывает взглядом окно, дверь, девочку.
— Лампёшка, — говорит он. — Лампёшка, что нам делать? Что мне делать?
Лампёшка и сама хотела бы это знать, но способна удержать в голове только что-то одно. Её глаза находят камень с золотой жилкой, он всё ещё лежит на шкафу. Она заворачивает его в записку и обвязывает шнурком башмака. «Сначала это, — думает она. — Остальное потом». Она высовывается из окна.
Ник ждёт внизу, ветер раздувает полы его плаща. Лампёшка осторожно бросает камень, и тот падает в стороне от Ника, но аккуратно подкатывается к нему. Ник засовывает его в карман и поднимает глаза к девочке в окне. Лампёшка хотела бы быть этим камнем. Хотела бы уйти вместе с Ником.
— Ник, ты правда доставишь записку? — шепчет она.
Он кивает, словно понял её, и улыбается. Потом складывает руки рупором и медленно выкрикивает два слова:
— Шестое! Окно!
— Шестое окно? — повторяет Лампёшка.
Ник снова кивает и поворачивается, чтобы идти.
— Какое окно? — вопит Лампёшка ему вслед. — Ник! Подожди!
Но Ник не ждёт, он исчезает в саду, торопясь к лесной дороге, к маяку. Во всяком случае, так надеется, изо всех сил надеется Лампёшка.
Кто-то дёргает дверную ручку.
— Ты там, гадёныш? — сквозь замочную скважину ревёт адъютант Флинт. — Там-там, где ж тебе ещё быть!
Пора
Шестое окно? Лампёшка медленно оглядывается. В комнате всего пять окон, это и слепому видно.
Даже в обычный день, когда мыслишь ясно и не сходишь с ума от тревоги, когда никто не пытается ворваться в комнату, чтобы натворить бед, — даже в такой день не так легко было бы разглядеть в этой комнате шестое окно, а уж сейчас…. И всё же… может, вот там, за кое-как приколоченной к стене доской? Надо же, до сегодняшнего дня Лампёшка и внимания на эту доску не обращала, а теперь вдруг ясно видит, что за нею скрыто. И знает, что делать.
— Ленни! — зовёт она. — Вставай! Помоги мне!
Ленни вскакивает. Он рад помочь.
Ломом было бы проще, но Ленни протискивает между доской и стеной свои железные ножницы, засовывает в щель пальцы и тянет. Дерево трещит.
Дверь тоже начинает трещать: адъютант налегает на неё плечом, ломится в комнату.
— Он здесь, сэр! — кричит он вниз. — Дверь на замке. Но я её в два счёта открою!
Рыб глядит то на окно, то на дверь, то опять на окно.
— Да что же ты делаешь, что вы все делаете? — шепчет он.