Ламповой сажей на пересохшем папирусе

Ирина Валерина Некоммерческая ознакомительная серия «32 Полосы»

Здравствуй, зрелость

Это, наверное, возрастное —
время, на самообман скупое.

Парк одинокий, сухая хвоя...
Пошлый рекламный сор —
тот, на который нас бес рыбалит.

Больше не манят иные дали,
роль чудотворца снесу едва ли,
скучно с недавних пор.

Просто живу —  на таблетках неба.
Веришь, на днях прописал плацебо
док, что анфас так похож на Феба,
в профиль же —  чистый чёрт.

Вот и смотрю, как плывут столетья.
Над паутиной электросети
снова бесчинствует дерзкий ветер,
неприручённый норд.

Сказки закончились.
Здравствуй, зрелость.
Я к тебе, милая, притерпелась
и принимаю твою дебелость,
сухость и склочный нрав.

Кто я?
Мурашка под божьей дланью...

Видишь, над лиственной жухлой стланью
дикой, сторожкой, несмертной ланью
время летит стремглав?

Если

Если долго стоять у могилы брата,
то с гранита тусклого сходят даты,
и портрет, давно не хранящий сути,
обретает едкий характер ртути —
вот черты плывут с дождевой водою,
обнажая главное.
Подо мною —
как черта, что держит метаний сумму —
глинозёмный слой, благодатный гумус,
где лежат без жизни сухие зёрна.

Можно верить в то, что от века спорно:
в беспримерный суд, в воскресенье плоти,
но меня сомнение вновь приводит
на сыпучий край безразличной ямы.

На ладонях почвы — бугры да шрамы,
что таят эпохи ещё до homo.
Среди них и горе моё фантомно,
и сама я — тень.
Да простится тени,
что ведут не к свету её ступени.

День ещё один  не пройдён, так прожит.
Вязнет в глине мысль, и сегодня ноша
тяжела, как тёмное время суток,
но люблю без веры,  вразрез рассудку,
и держусь за память, за тень возврата,
за пригоршню праха с могилы брата.

***

ветер холод зимний сад
ад взрослеющего тела
тёмные мазки на белом
снег рябина пубертат

пропасть звёзды тишина
безразличие вселенной
тау-крест иноплеменной
смута слёзы омут сна

тьма уроненная внутрь
тьме равняется снаружи
боль растёт причастность душит
поднимает слово кнут

пробуждение души
мир пустой и молчаливый
утро небо перспектива
бесконечная как жизнь
<...>
зрелость смута близость дна
тьма с которой примирилась
слово бросовая милость
полночь 
тучи 

тишина.

Времени жернова