Лань

Я смотрела себе на колени, не поднимая глаз, зная, что ты рядом: ты долго сидел на ступеньках, пока Юли не вышла и не сказала, что я ушла или что вообще не ночевала дома – я даже обрадовалась, этой мысли, – тогда ты поехал в театр. Кожей, спиной я ощущала твое присутствие. Мне вспомнилось: ведь дом-то куплен мной для того лишь, чтобы ничто не мешало нам быть вместе, – и я чуть не закричала от досады. Не хочу больше встречаться с тобой, ничего не хочу от тебя; даже сама мысль о том, что я отдала деньги за такое безумие, казалась мне кощунственной. Деньги? Все свои сбережения! Пипи, бедняга, декламировал какое-то нескончаемое стихотворение о мире, а я повторяла про себя: «Мой дом! Мой дом!» Оформление сцены было таким уродливым, что нам стыдно было на него смотреть, особенно самим декораторам. В театре трудно быстро соорудить что-либо к торжественному случаю: ведь художники располагают только старыми декорациями да обрывками бумаги и ткани.

В ту ночь, когда умирал отец, матушка не легла спать – она стояла на коленях у его постели и дышала ему на рот и руки, словно хотела отогреть их своим дыханием. Я готовила еду, зная, что завтра на это не будет времени.

Когда к рассвету отец затих, матушка подошла ко мне и шепнула на ухо, что ему, кажется, легче. Я чувствовала: не надо бы возражать ей, она уже несколько дней не была в постели – может, заснет на час-другой; да и мне нужно побыть одной, обдумать, как мы будем жить без отца. Но я так и не решилась украсть у нее последние минуты, которые она могла провести с отцом. Я подтолкнула ее обратно к постели – худые плечи ее проступили под теплым платком – и сказала, пусть остается там, отец сейчас умрет. Когда мы выходили из театра, ты ждал меня в дверях. Я не могла убежать от тебя из-за больной ноги, да и не хотела – и позволила тебе идти за мной; мы молча шли по Кольцу. Солнце палило, улица полна была людьми и застоявшимся горячим воздухом. Я избегала твоего взгляда, потом подняла лицо и взглянула тебе в глаза. Мы остановились. Пахло бензином, пронзительно сигналили машины. Тогда я поняла, что люблю тебя.

15

Когда я выскочила из кафе, оставив тебя с высказанным признанием, что ты любишь меня, а не Ангелу, – я но пошла никуда, а зашла в ближайший подъезд. Дом этот я знала: тут была мастерская скорняка, который работал для театра. Я видела, как ты вышел, немного задержавшись: нужно было расплатиться; видела, как ты смотришь налево, направо, колеблясь у светофора, гадая, куда я пошла, в театр или домой. Ты все-таки выбрал театр; а я двинулась к набережной Дуная, смотрела на воду и размышляла о том, как долго не могу я привыкнуть, что река здесь течет между каменными берегами, что над ней нависают железные мосты, а напротив возвышаются горы. Горы всегда меня удивляют: они для меня настолько же неестественны, как для тебя – плоский Алфёльд. Дул ветер; ветру я радовалась: он был мне привычен. Дома тоже с река часто дул ветер; по Дунаю плыли плоты.